Волчина позорный

— Падай. Сядь удобней. Долго говорить будем.

— Да мне куда спешить? — прошепелявил Костя. — До вечерней баланды ещё семь часов.

— Так кого ты завалил, храбрый воин? — Малович подошел к нему и сел рядом.

— Мля! Я за них отпарился. Оттянул на киче пару лет да на зоне четыре, — Сугробин вздохнул и плюнул на пол.

— Вон тряпка. Постели под ноги. Туда плюй. Или всю комнату отдраишь с мылом, — Тихонов показал пальцем на тряпку. Сугробин пошел и тряпку принёс, бросил перед ботинками.

— Костя, вот ты раньше убил четверых, а отсидел как за украденную в магазине бутылку водки, — Малович слегка толкнул его плечом. — Это как? Самый гуманный суд — советский? Так нет. Тебе дали в первый раз десятку. Вышел через два года. Второй срок — восемь лет. И опять ты через полтора года дома. Третий суд — опять червонец. И ты через пару лет гуляешь в парке, мороженое лопаешь, девок лапаешь на танцплощадке. У тебя родной папа — «кум» в «четвёрке»? Пять с половиной лет оттянул ты вместо двадцати восьми. Может научишь — чего надо делать, чтобы соскакивать за хорошее поведение? Мы тоже люди. Можем тоже отчудить чего-то. И — в «Белый лебедь!» Так какое поведение на зоне хорошее? За что раньше срока выпускают? Окурки под шконку не скидываешь или вертухаев заточкой не протыкаешь?

— А я хрен его знает, — засмущался урка. — Мне «кум» говорит, что я или вдруг под амнистию иду, а то за примерное поведение волю дают. Мне чё, отказываться?

— Понятно, — хмыкнул Александр Павлович. — А вот я тебя в шестьдесят седьмом на базаре по «гоп-стопу» следакам сдал. Ты помнишь. Года на три ты шел. Но тебя, бляха, вообще фактически оправдали. Полгода условно. Вот в деле написано. Может, Леонид Ильич за тебя попросил? Ты не родственник Брежневу?

— Чё вы всё шутите? — Костя сделал вид, что обиделся. — Говорю же — маза мне какая-то прёт. А почему — сам не понимаю. Точняк! Везучий, значит.

— Ну, ладно, — подошел к нему Тихонов. — Я вот тебя сейчас поведу сам в свой кабинет. На опознание. Тебя официантка из кафе «Спутник» с каким-то фраером видела. В окно. Вот её заявление. Она — свидетель. Вы за углом зарезали двоих мужиков. А это, Костя, были мужики с нашего быткомбината. Они экспедиторами работали в цехе пластмассы, где отливают строительные каски. Как раз в этот день их и убили. Показать заявление? Она чётко утверждает, что узнает, если увидит. И она уже едет сюда. Было это убийство четырнадцатого октября прошлого года.

Малович достал из папки какую-то бумажку, исписанную сверху до низу. Помахал ей издали и обратно спрятал.

— Но ты прикинь, Сугробин. Вот веду я тебя, — продолжил Володя без выражения. — А ты — раз! И как будто рванул к выходу. Чтобы сбежать. А я тебя из «макара» завалил тремя пулями в голову и в спину с левой стороны, где сердце. При попытке к бегству. Мне медаль дадут. Пошли, что ли? И он крикнул: — Конвойный, открывай дверь.

— Да подожди, Владимир Иваныч, — Александр наклонился к лицу Сугробина. — Организовать попытку к бегству — раз плюнуть. Ему и бегать не придётся. Напишем в рапорте, что пытался сбежать и всё. Кто проверять будет? Был бы человек. А то — шнифт, вошь зоновская. Кому он нужен — заступаться за него?

— А в папке ещё одно свидетельское есть, — Малович пошел к столу. — Это житель дома напротив. Он со второго этажа, с кухни всё видел. Мы же опрос на месте преступления делали. Это обязательно. Без опроса населения у нас и рапорты не принимают. Я тебе про свидетелей говорю спокойно, не боюсь за них. Потому, что ты, скорее всего, ляжешь при попытке к бегству. А кореш твой, с которым убивали, наложит в штаны когда узнает да свалит отсюда подальше.

— Не. Не надо при попытке к бегству. Я лучше отмотаю десятку на зоне. Есть же разница — в гробу гнить или за проволокой, — Сугробин зажал голову ладонями.

— Ну, тут имеем мы с тобой два варианта, — Александр Павлович сел за стол. — Поскольку убийств, связанных недавно в одно дело, потому, что все они концами ведут на фабрику «Большевичка», шесть, то ты можешь взять их на себя все. Тебя же все равно под расстрельную не подведут. Кто-то не даст. Ну, вытаскивали же тебя с зоны всегда. Ангел-хранитель есть. Чего бояться? Да и нам работы меньше в пять раз. Второй вариант: ты тянешь за собой кореша, с которым «цеховиков» резали и мы вам пишем только одно убийство двух лиц как финал бытовой ссоры. Пять лет. Отсидите год при твоих ангелах. А назовёшь самих ангелов, напишем обоим явку с повинной и содействие нашей работе. Это вообще всего три года. Бытовуха же. Вынут вас через шесть месяцев. А, Костя? Как?

— Ладно, не надо очную ставку. Сам признанку напишу. Но вы в деле исправьте, будто я точняк с повинной пришел. И сотрудничаю с милицией. А то не будет полной признанки и Штыря я вам не сдам, подельника, — Костя Сугробин выдохнул и плюнул на тряпку.