— Сергей Ефимович, я же в ювелирный собрался, но сперва хотел переодеться. Этих мотоциклистов, которые дуэль устроили, я же остановил когда поперёк дороги лёг на спину во всём белом. Так на мне штаны сзади не белые уже. И рубашка тоже. Вы не заметили? Асфальт-то грязный. В ювелирный уже не красиво в таком виде появляться. Престиж МВД уроню.
— Потом, потом, Шура, сгоняешь переодеться, — кричал подполковник. — Срочная работа для тебя.
— Григоренко пошлите или Ляхова. Ну, есть же свободных человека три. Я знаю.
— Можно было бы, так и послал бы! Умник! — Лысенко горячился и фразы из него вылетали скороговоркой. — Бегом ко мне. Это только для тебя работа.
Малович отдал сержанту рацию, сказал: «Твою мать» и глянул на небо.
Июль всегда ухитрялся поменять внешний вид всего, что росло, ездило, ходило и стояло в виде недвижимых предметов. Домов и памятников Ленину, рабочим и колхозникам. Небо становилось глубже. Ближе к земле оно окрашивалось горячим солнцем в тёмно синий цвет, а, удаляясь, постепенно голубело, и там, где ночью перемигиваются звёзды, становилось почти белым. Листья серебристых тополей во дворе под тёплым тихим ветерком поворачивались серебряными сторонами медленно, на пару мгновений делая невидимой жгучую зелень «виридонового» тона, который обожают художники.
— Давай, бегом! Давай, нарушай правила, превышай скорость или он, сучок ломаный, ей горло перережет, — кричал Лысенко. — Пьяный придурок с рюкзаком влетел в маленький магазин на углу Текстильной и Седьмого ноября, показал продавщице большой нож и перелез через прилавок. Набил рюкзак под завязку водкой и уже собрался лезть обратно. Тут на крик тёткин выскочил из подсобки сторож.
Он ещё на вахту не заступил. Просто раньше пришел и пил с грузчиками чай. Сторож имел берданку, хоть директор магазина говорил ему, что это «не положено». Он дуло нацелил на ноги грабителя, а тот схватил тётку, нож приставил ей к горлу и сейчас стоит с ней возле двери на улице, рюкзак полный не бросил, за спиной на лямках висит. А сторож целится ему в ноги и кричит грузчикам, чтобы они вызвали милицию. Хотя они давно уже и вызвали, де ещё в красках дежурному нашему рассказали всё, что я тебе передал.
— Бляха. Не успею в ювелирный. Хотя… — Шура наморщил лоб. — Они выручку вообще раз в месяц сдают. Ну, тогда я в этот магазин полетел. На работу не вернусь. Мне вечером к карманнику Холопу надо, во как! Его кто-то уговорил свою шмару послать в сберкассу. Узнать, чего мы нарыли на преступников.
Через десять минут он был уже почти рядом с магазином. Кустанай — город хороший, но маленький. На приличной скорости с запада на восток областной центр можно было проскочить меньше, чем за полчаса. Мотоцикл оставил возле дома перед углом и пошел посмотреть, где кто как стоит и кто что делает. Ну, вполне драматически смотрелось противостояние сторожа, продавщицы и грабителя. Шура глянул на крышу. Одноэтажный кирпичный дом сверху покрыт был ребристым шифером.
— Это что, пока не работает магазин? — крикнул он всем сразу. — Мне хлеба две булки!
— Вали отсюда! А то отпилю этой шавке головёшку! — истерично заверещал пьяный парень, по возрасту — армейский дембель. — Жри без хлеба сегодня. Или в «гастроном» чеши. А ну! Пошел! А ты, защитник, дуло убери, падла.
— Ага! — возмущался сторож. — Я уберу, а ты ей горлышко — чик и через забор. Я тебе даже если в спину попаду — меня посадят. А в ноги — можно. Но ты, пьянь драная, дальше шустрить всю жизнь будешь уже на костылях. Уловил?
Шура дослушал монолог сторожа, уже поворачивая за угол. Он перепрыгнул через низкий штакетник, наступил на ромашки, которые почти сразу выпрямились, и подошел к берёзе, с обратной стороны магазина посаженной хозяином следующего жилого дома. По берёзе он поднялся до крыши и аккуратно на четырёх точках перевалился через «конёк». Увидел его только сторож. Шура помахал ему рукой и прижал палец к губам. Ткнул себя в лицо пальцем и скрестил руки. Не смотри, мол, на меня. По направлению дула определил Малович где стоит преступник с жертвой и очень тихо, медленно дошел до кромки шифера. Потом заправил рубашку поглубже в брюки и спрыгнул.