Волчица

Колесница остановилась шагах в двадцати от них, и Леони сошла с нее среди восторженных кликов толпы. Народ толпился вокруг нее, бросал цветы к ее ногам, теснился вперед, чтобы пожать ей руку, а некоторые, самые восторженные, и в особенности мужчины, целовали полы ее платья.

– Вот каких нам нужно! – восклицала соседка Розины, задыхаясь от крика, – и сердце, и голова, и храбрость; не такой пугливый мышонок как ты! Эта поведет настоящих людей, да! Да что такое мужчины? Если бы она согласилась вести нас сейчас, сегодня, меня и пятьсот моих товарок, мы бы своими собственными ногтями выцарапали австриячку из Версаля и привели бы ее в Париж, живую или мертвую.

Розина слушала, дрожа всем телом. Послышались новые, приветственные возгласы, хотя на этот раз смешанные с насмешкой и даже презрением, сдержанное проклятие со стороны ее жениха, и другая фигура поднялась на колеснице, чтобы обратиться к народу, между тем как Пьер сердито воскликнул:

– Это что значит? Долой аристократа! Ни один честный человек не пойдет с теми, кого поведет граф Арнольд де Монтарба!

Глава пятнадцатая

– Молчи, глупец! – завопила ведьма, не без одобрения, однако, посматривая на загорелое лицо и мощную фигуру Пьера. – Здесь нет графов. Это – гражданин Монтарба, человек, каких нам нужно, который не остановится ни перед чем. Слушайте! Вот он заговорит сейчас; он скажет вам то, чего вы никогда еще не слышали. И действительно, Монтарба поднялся во весь рост на колеснице, движением руки, прося внимания; это, надо отдать справедливость, было тотчас же исполнено, и обратился к народу с той наглой и грациозной самоуверенностью, которая никогда не покидала его. В характере этого человека было – оставаться одинаково спокойным перед лицом ненавистного врага, любимой женщины, обманываемого государя и этих отбросов общества, которых он презирал и обманывал.

– Друзья, французы, республиканцы, братья-патриоты! – начал он. – И вы, наши сестры, гордость и украшение Парижа, богини свободы и любви!

Начало это произвело самое благоприятное впечатление, как вдруг он моментально нырнул вниз, с комической поспешностью „петрушки", между тем как раздавшийся на соседней улице ружейный залп ясно показал, что дело принимает серьезный оборот, и борьба начинается не на шутку.

Бедная Розина, окончательно перепуганная, задрожала как осиновый лист, но глаза мамаши Буфлон загорелись и ее цветущие щеки покрылись более ярким румянцем.

– Слышите? – заревела она, – это та же музыка! Это пахнет порохом. Это означает смерть аристократам и битву на ножах! – Разграбленные булочные, разбитые погребки и реки крови на улицах!

Однако подобные геройские чувства далеко не разделялись толпой. Напротив, наступила всеобщая паника, тем более неудержимая, что происходила от скрытой опасности; и не один оборванный герой, который выказал бы, может быть, немало стойкости лицом к лицу с врагом, теперь дрожал и прятался за своих товарищей, парализованных, как и он, неудержимым страхом невидимой смерти.

То были соотечественники Дюнуа и Дюгесклена, сделанные из того же самого материала как и те, что пронесли впоследствии трехцветное знамя и императорских орлов во все концы Европы; и между тем, ни Дюнуа, ни Дюгесклен не мог бы остановить овладевшей ими в эту минуту безумной паники, ни сам Карл Великий, ни тот грядущий полководец будущего, более славный и могущественный, чем все остальные!

А невидимый враг, между тем, был ничто иное, как караул фландрского полка, возвращающийся в свои казармы, состоящий из офицера, сержанта и человек двадцати солдат, которые сами были удивлены произведенным ими эффектом, но решительно прокладывали себе дорогу, отступая в порядке к своим казармам.

Если бы каждый предводитель мог, подобно Ионафану с его оруженосцем или Альфреду с его арфой, проникнуть в лагерь неприятеля и узнать его цель, его расположение и слабые стороны, кто мог бы выиграть сражение? Или, лучше сказать, кто рискнул бы тогда дать сражение? Сколько блестящих побед, увенчанных лаврами, превратились бы, в полное поражение, если бы не незначительная случайность, неизвестная ни победителю, ни побежденному. Судьба, хотя и прячется за кулисами, заставляя разыгрывать своих марионеток, но всегда держит нити в своих руках; и если самые храбрые и испытанные армии становятся игрушкой обстоятельств, то чего же можно было ожидать от нестройной толпы, подобно этой?