Волчица и Охотник

– Я тебе не верю, – отвечаю я, встречаясь с ним взглядом. – Ты говоришь, что я – ничто, но ты уже приложил усилия, чтобы заставить меня бояться за свою жизнь. Это Иршек вложил в твои уста те слова или ты придумал их сам? В любом случае ты мог бы оставить меня наедине с моей тихой близящейся кончиной, бросить барахтаться и терпеть неудачи. Но вместо этого решил попытаться напугать меня пытками моего отца…

Осекаю себя, и в груди сжимается. Только что я совершила ужасную ошибку. Замешательство омрачает лицо Нандора, а затем оно озаряется торжествующим откровением.

– Твоего отца, – эхом повторяет он, прищёлкивая языком. – Я в самом деле задавался вопросом, отчего ты так печёшься о судьбе этого Йехули.

В этот миг я ближе, чем когда-либо, к тому, чтобы убить его – эта возможность в моём сознании горит ясно и ярко, как если смотреть широко раскрытыми глазами на солнце в безоблачном небе. Я знаю, что этим я только обреку на смерть и всех Йехули, и Жигмонда, но я всё ещё не могу поверить, что сама же глупо сболтнула лишнее. Сама вручила Нандору отполированный отточенный клинок. Нити Эрдёга подрагивают, мои пальцы жаждут обвиться вокруг его изящного запястья. Я знаю, что он видит отразившееся на моём лице поражение, видит, что я замерла, как добыча.

Прежде чем я успеваю ответить, я слышу со двора звук – словно дерево сталкивается с металлом. Спешу на шум, и Нандор следует за мной по пятам. Мы огибаем барбакан[6] и оказываемся в другом дворе, меньшем, с трёх сторон защищённом стенами замка. Мишени для стрельбы настолько усеяны стрелами, что похожи на раненых мучеников. В центре площадки стоит Гашпар, сжимая в руке деревянный меч. Его младший единокровный брат – тот, с волосами цвета бука – свободно держит в руке свой собственный тренировочный меч.

– Пользуйся правой рукой, Матьи, – говорит Гашпар. – Правая нога – ведущая.

Мальчик перекладывает меч в другую руку, хмурит брови.

– Я не хочу тебя ранить.

– Думаю, прежде чем ты сумеешь меня ранить, пройдёт довольно много времени, – отвечает Гашпар. Его лицо озаряет лёгкая улыбка, а на щеке появляется небольшая ямочка. Эта нежность заставляет меня застыть, и внутри что-то невольно переворачивается. Я оставила след этой нежности где-то во льдах, в Калеве или в ивовой роще Сарвашвара. Пульсация гнева возвращается – Гашпар готов был наблюдать, как я умираю.

Но я выжила, и теперь, когда Гашпар видит меня, его улыбка исчезает, словно её унесло ветром. Он окидывает меня взглядом с головы до ног, отмечая моё платье с рваными рукавами и слишком узким лифом. Интересно, отреагирует ли он на внутреннюю неправильность этого зрелища, как я бы содрогнулась, увидев его в волчьей шкуре. Но он лишь краснеет и отворачивается, а я пытаюсь убедить себя, что мне лучше без него и его взволнованного набожного румянца. Если оставленный мной синяк всё ещё виден на его шее, то я его не вижу – Гашпар застегнул свой доломан до самого подбородка.

Матьи неприкрыто изучает меня, чуть приоткрыв рот. Когда он замечает, что я смотрю на него в ответ, он на несколько дюймов приближается к Гашпару и шепчет:

– Волчица наблюдает.

– Я знаю, – отвечает Гашпар и быстро добавляет: – Её зовут Ивике. Она для тебя неопасна.

Я противлюсь желанию оскалить зубы и рыкнуть, просто чтоб доказать ему, что он неправ. Я уже так устала от скудных проявлений патрифидской доброты с их уродливым подбрюшьем – как блестящая горсть ягод остролиста, которые кажутся сладкими, но убьют тебя, если их проглотишь. То, что я не опасна для Матьи, значит, что я хорошая волчица, не такая, как прочие, или что я вовсе не волчица, и потому вообще никто: просто призрак девушки в слишком тесном шёлковом платье.

Нандор выступает вперёд, широко улыбаясь:

– Ты учишь Матьи фехтованию? Наверняка в Кирай Секе найдётся наставник получше.

Рука Гашпара, сжимающая меч, напрягается, и чёрная кожа перчаток морщится.

– Ты действительно считаешь, что с одним глазом справляешься лучше, чем большинство мужчин с двумя? – добавляет Нандор.

И хотя я не простила Гашпара, от этих слов у меня жжёт в горле от обиды за него.

– Не знаю, – говорит Гашпар. Меня удивляет лёгкость в его голосе, почти игриво изогнутая бровь. – Почему бы нам не узнать?

С этими словами он бросает свой меч Нандору, который вскидывает руку, ловя его. Потом он выжидающе смотрит на Матьи, и мальчик передаёт ему свой тренировочный клинок. При этом лицо Матьи выражает недоумение, усталую заботу, которая, кажется, больше подходит человеку раза в три старше его. Неудивительно, что Гашпар больше всего любит брата с таким же угрюмым невесёлым характером.

– Что ж, брат, – говорит Нандор, ослепительно подмигивая, – я – не большинство мужчин.