– Великий монастырь Брондела… обитель всемогущего Господа… – прошептал Коул, когда троица прошла коридором и выбралась наружу через большие ворота, способные, казалось, выдержать удары тарана. Мальчик, хоть и был язычником с точки зрения Церкви, не питал к ней особой вражды.
Он просто восхищался торжественным духом этого святилища, возведенного в краю падающего снега. А может, ему просто нравилась та ода.
В обычной ситуации Хоро не упустила бы случая посмеяться над ним, но сейчас даже она лишь взяла Коула за руку, встала рядом с мальчиком, и они вдвоем молча смотрели какое-то время, а потом побежали догонять Лоуренса и Пиаски.
– Если бы это было возможно, я бы с удовольствием пригласил тебя, господин Лоуренс, и твоих спутников ко мне присоединиться…
– Ничего, ничего. Я понимаю твое положение. Вот если бы ты отправлялся на деловые переговоры, я бы обязательно потащился следом, что бы ты ни делал.
– Ха-ха-ха, спасибо за понимание. Ну, тогда до завтра!
– До завтра. Хорошего тебе вина!
Распрощавшись с Пиаски возле освещенного факелами входа в святилище, троица направила стопы к дому пастухов. В столь поздний час им не встретилось ни души, даже возле святилища. И света, кроме как от факелов высоко над головой, тоже не было.
– Уверена, его ждет отличное вино.
Хотя в святилище они провели не так уж много времени, следы, оставленные ими на пути туда, уже исчезли под толстым слоем снега.
– У нас в мехах тоже хорошее вино.
– Вино бывает хорошим, только когда пьешь его в хорошей компании.
– И что ты этим хочешь сказать…
Сперва Лоуренс заподозрил, что Хоро намекает, что он – плохая компания для выпивки, но, вспомнив, что было раньше, быстро сообразил, что ее намерением было вовсе не это.
– Только не говори подобных вещей сегодня за ужином, слышишь?
Из-под капюшона донесся тяжкий вздох. Потом Хоро зашагала вперед, особо громко топая ногами.
– Но как можно наслаждаться напитками, когда рядом такой унылый и грязный тип? Мало того, что он поздороваться как следует не может, – не успела я подумать, куда это он исчез, как он имел наглость появиться передо мной с сырой бараниной! Во что вообще он играет, что выкладывает ее возле печи? Он что, нарочно пытается вывести меня из себя?
Пастухам приходится уходить из дома рано утром и возвращаться поздно вечером. Поэтому все их трапезы, кроме ужина, проходят под открытом небом. А когда выпадает особенно много снега, им приходится искать себе место для ночлега. Конечно, овец в собственном доме Хаскинс держать не стал бы, но готовить пищу для своих товарищей по профессии – одна из обязанностей пастуха.
Пожалуй, правильнее было бы говорить не «Хаскинс такой нелюдимый, потому что ему недостает навыков общения», а «он должен готовиться к предстоящему дню и не может позволить себе роскошь долгих вежливых разговоров». Но Хоро больше всего раздражал, скорее всего, отнюдь не характер Хаскинса, а то, что он сушил баранину прямо у нее перед носом. Он даже развесил бараньи колбасы рядом с кожаным шнуром, на котором сушилось остальное мясо.
– У нас тоже осталось еще немного вяленой баранины, разве нет?
– Такое жесткое мясо не по мне, – и Хоро недовольно отвернулась. При виде такого ее поведения Лоуренс даже подумал, уж не хочет ли она, чтобы он ее отшлепал за ребяческое нахальство… Во всяком случае он знал, что, если бы она пожелала вынудить его купить ей что-нибудь вкусненькое на ужин, она бы подготовилась лучше. Сейчас, похоже, Хоро всего лишь пыталась отныть себе немножко такой аппетитной на вид баранины Хаскинса – без особой охоты, просто потому что она оказалась перед носом.
– Достаточно его сварить в горшке, как Пиаски делал, и оно станет мягким и вкусным.
Хоро подняла голову и уставилась на Лоуренса с надутым видом, как будто все ее надежды обратились в пыль.
– Думаю, с сегодняшнего дня тебе надо привыкать пользоваться горшком вместо подушки.
Лоуренс устало вздохнул.
– Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы моя голова стала еще мягче?
Ничего не ответив, Хоро отвернулась и стала глядеть вперед. Так беседуя, троица вошла в дом пастухов, где из каждой комнаты доносились ароматы пищи и тихий смех. Воздух был полон запахов вареной и жареной баранины, так что губы облизывала в предвкушении не только Хоро.
Все внутренние двери прогнили настолько, что хорошим пинком в них можно было бы дыру проделать. Хоро проказливо заглядывала в каждую комнату, мимо которой проходила, в надежде увидеть, чтО там едят. Комнат было пять, Лоуренс и его спутники занимали одну из двух комнат на втором этаже.
Всего в доме обитало полтора десятка пастухов, и здесь же была псарня. Если подсчитать и отдельные фермы, стоящие то тут, то там на обширных монастырских землях, можно было прийти к выводу, что всего пастухов не меньше тридцати. Лоуренс слышал, что некоторые из них жили попеременно то здесь, то на фермах; стало быть, они даже друг друга не все знали.
Хаскинс был одним из самых старых. Местные говорили, что по части знаний об овцах он превосходил самого Единого бога.
– Мы вернулись.