Волчица и пряности. Том 14

Хоро смотрела на все это с ухмылкой, затем поднесла ко рту остаток своего хлеба, словно происходящее ее не касалось.

– Это и к тебе относится, – сказала Эльза.

У Хоро, однако, были свои резоны. Да, она остановилась, прежде чем доесть хлеб, но лишь для того, чтобы взглянуть Эльзе в глаза. А потом все равно съела.

Эльза вздохнула и направила свою укоризну на Лоуренса:

– В моей деревне, когда такое случается, мы напоминаем людям, что им не должно есть, как ворам.

Иными словами – беспокойно и не заботясь о том, как они будут выглядеть в глазах других.

Лоуренс вежливо кивнул, но тут вмешалась Хоро; небрежным тоном она ответила:

– А в путешествии это нормально.

При этом заявлении Эльза съежилась, еще раз осознав, должно быть, как невежественна она в том, что касается обычаев громадного мира, и насколько эти обычаи могут расходиться с ее здравым смыслом.

Однако слова Хоро были бесчестным ударом, нацеленным именно на невежественность и доверчивость Эльзы. Ведь на самом деле отнюдь не все путешественники забрасывают манеры.

Увидев, как Эльза вздрогнула, Лоуренс в отместку хлопнул Хоро по голове.

– Прости, – извинился он. – Боюсь, мы склонны к неутонченным трапезам.

– Ничего… ничего страшного.

Вернув самообладание, Эльза выпрямилась, потом возвела очи горе, будто ей пришла в голову какая-то мысль.

Лоуренс проследил было за ее взглядом, но Эльза тут же опустила голову и прикрыла глаза. Потом тихо кашлянула и сказала:

– Я благодарю тебя за эту невероятную трапезу. Я хотела бы заплатить за нее, но, как ты знаешь, я из нищей деревни. Однако кое-что я все же могу предложить, – она открыла глаза; лицо ее выглядело почти счастливым. – Я могу научить вас всех столовым манерам.

Сидящий рядом с Эльзой Коул глянул на нее неуверенно, затем точно так же – на Лоуренса. Возможно, ему никогда прежде не говорили, что у него дурные манеры.

Конечно, если учесть ситуацию Коула, было бы очень удачно, если бы ему представился шанс выучить хотя бы основы. Сейчас даже сравнить его манеры с повадками какого-нибудь зверя было бы слишком большим одолжением.

Поняв мысли Лоуренса по его лицу, Эльза перевела взгляд на Коула и ласково улыбнулась.

– Не волнуйся. У меня в деревне были люди, которые совершенно не умели учиться, но и они рано или поздно схватывали суть.

Лоуренс припомнил Эвана и как Эльза рассердилась, когда он рассыпал хлебные крошки. Хоро, явно вспомнив то же самое, хихикнула, однако Эльза лишь вздохнула и повторила то, что уже сказала раньше:

– Это и к тебе относится.

– Что… за кого ты меня –

– Это относится ко всем. И с твоим характером ты вполне способна вести себя прилично. Никаких оправданий.

Хоро вполне умела хорошо себя вести, но предпочитала этого не делать. Эльза ее раскусила, и Хоро раздосадованно отвернулась.

– Ведь эти яства такие великолепные. Если есть их как должно, они будут еще вкуснее, – и Эльза мягко улыбнулась, как подобает человеку в монашеском одеянии.

Когда она делала строгое лицо и говорила резким голосом, то походила на Фран; но когда улыбалась, как сейчас, – становилась совершенно другим человеком.

Фран жила своей кровавой жизнью, не имея при себе ничего, кроме боевых товарищей и Священного писания. А у Эльзы был хоть и не вполне надежный, но преданный друг.

Один и тот же цветок может распускаться по-разному в зависимости от почвы, влаги и света.

– А… ээ… – замямлил Коул, продолжая смотреть на Лоуренса.

Хоро заявляла, что ее дом – леса Йойтсу; для Коула же все было по-другому. Если он и впрямь собирается выучить законы Церкви и стать в будущем высокопоставленным церковником, манеры будут для него очень важны.

Лоуренс кивнул, и у Коула тотчас стало лицо, как у путешественника, опоздавшего к отъезду своей повозки. Однако о человеке можно судить по тому, как он ведет себя в такой ситуации – машет на все рукой или отправляется пешком.

Коул, несомненно, был из вторых.

Он неуверенно кивнул и, обратившись к Эльзе, с очень благородным видом произнес:

– Если вас не затруднит.

– Очень хорошо, – ответила Эльза. Хоро едва не поперхнулась вином.

***

Указания Эльзы были не такими уж неразумными.

Не торопись, когда ешь. Откусывай один кусок за раз. Не просыпай и не проливай. Жуй молча, не чавкай. Не склоняйся к еде, а подноси ее ко рту. И тому подобное. Однако для Коула, похоже, каждое из этих указаний было внове.

Ведь если бы он ел медленно, его еду могли бы отнять. Еды всегда было недостаточно, так что с ее рассыпанием тоже проблем не возникало. Вокруг него никогда не было приятных бесед, которые могло бы испортить чавканье. Он даже не был приучен мыть и вытирать руки.

Лишь недавно он научился не запихивать в рот всю еду сразу – после встречи с Лоуренсом и Хоро.

После того как мальчик закончил трапезу, внимательно соблюдая все эти новые правила, он встал и серьезным тоном сказал Лоуренсу:

– Когда я ем так медленно, кажется, будто еда успеет остыть, прежде чем я закончу.

Он это сказал не из детского упрямства, а скорее потому, что был бродячим школяром, которому редко доводилось есть горячую пищу. Слушать его было больно.