Неделю назад в Рюбинхайгене Лоуренс пошёл на поводу у собственной жадности и попался в торговую ловушку, которая грозила разорением. После всех передряг он остался не только без прибыли, но и чуть не потерял все свои средства. Доспехи, послужившие причиной недавних бед, были слишком тяжелы для перевозки, тем более, как полагал Лоуренс, на севере за них дали бы ещё меньше, чем в Рюбинхайгене, поэтому он продал их там же практически за бесценок.
Холо постоянно приставала к Лоуренсу со своими капризами, но сейчас она на удивление чутко отнеслась к бедственному положению своего спутника. Обычно скорая на колкости, эгоистичная Холо на самом деле была весьма мягкосердечной.
— Тебе на перекусы хватит. Не переживай.
Но девушка продолжала сидеть с озабоченным видом.
— Ах-ха…
— Да и потом, в Рюбинхайгене я так и не купил тебе медовых персиков. Считай, с меня должок.
— Даже так?.. Но…
— Что «но»?
— Меня, конечно, волнует твоё благосостояние, но также волнует и моё собственное. Если потратимся на мелочи, не придётся ли потом ночевать в каком-нибудь амбаре?
Лоуренс, поняв причину беспокойства Холо, с улыбкой ответил:
— На гостинице экономить я не собираюсь. Или ты переживаешь, что, возможно, в комнате не будет печи?
— Нет, я не требую столь многого, просто не желала бы, чтобы ты потратился на меня, а потом использовал это как предлог.
— Предлог для чего?
Лоуренс отвлёкся на дорогу, чтобы вернуть лошадь в колею, а Холо тотчас прильнула к его уху и прошептала:
— Растранжиришь деньги, а потом скажешь, что мы можем позволить себе комнату только с одной кроватью, а этого я не потерплю. Мне тоже иногда хочется поспать одной.
Лоуренс резко дёрнул поводья, лошадь с недовольным ржанием оступилась и фыркнула. Он постарался принять невозмутимый вид и холодно посмотрел на Холо:
— Сначала храпишь, а теперь тебе, видите ли, не нравится спать на одной кровати.
От постоянных шуток в свой адрес учишься давать отпор. Не ожидавшая такого ответа, Холо разочарованно надула губки и отстранилась от Лоуренса. Не желая упускать возможность подразнить её, тот решил поддать:
— Да и кто сказал, что ты в моём вкусе?
Холо застыла с удивлённым лицом. Она легко могла распознать ложь, и слова торговца сейчас были практически правдой.
— Ты ведь чувствуешь, что в этом я не солгал?
Последний, добивающий удар. Обескураженная, Холо хотела было парировать, но только беззвучно шевелила губами, пока наконец не поняла, что этим лишь подтверждает своё поражение. Девушка осознала, что её ушки под капюшоном поникли, и она уныло потупила взгляд.
Вот он, долгожданный реванш! Но истинная победа ещё впереди. Лоуренс не солгал, но его слова и не были полной правдой. Поэтому, если он сейчас скажет, что есть доля правды в том, что она ему нравится, то дни, когда Холо обводила его вокруг пальца, будут отомщены.
По правде, ему были до́роги моменты, когда Холо смеялась, или когда он видел её спящей и беззащитной, или даже когда она была в печали. То есть…
— То есть в таком виде я тебе больше по нраву?
Холо заискивающе посмотрела на своего компаньона, и краска стыда — несмотря на все усилия Лоуренса — залила ему лицо.
— Чурбан ты. Чем самец глупее, тем больше он любит слабых женщин. И не замечает, что сам слаб на голову.
В ехидной ухмылке Холо обнажила клыки. Она махом вернула былое превосходство.
— Если желаешь видеть меня беззащитной принцессой, будь сам сильным рыцарем. Скажи, кто ты есть?
Холо выжидающе направила на него палец, но Лоуренс не знал, как ответить. Он перебирал в памяти события, и они убедительно показывали, что никакой он не избранный рыцарь, а заурядный торговец. Озадаченный вид Лоуренса вполне удовлетворил Холо, она расслабленно выдохнула, но что-то вдруг вспомнила и упёрла указательный палец в подбородок:
— Хотя… если подумать, есть один пример…
Лоуренс с сомнением начал рыться в сундуке своей памяти, но ничего достойного не припоминалось.
— Ты что, уже забыл? Когда ввязался в эту ерунду с серебряными монетами. Ты защищал меня в подземелье.
— А, ты про это…
Теперь он понял, о чём речь, но не связывал этот поступок с рыцарством. Он всего-то стоял в изорванной одежде, еле держась, чтобы не упасть в изнеможении.
— Рыцарем делает не только сила. Если подумать, меня впервые в жизни кто-то защищал.
Всегда стремительная и пугающая в своей непостоянности, Холо без тени смущения улыбнулась и снова придвинулась к Лоуренсу. Торговцам тоже присуще преображаться, когда от этого зависит их прибыль, но Холо с лёгкостью заткнула бы их всех за пояс — Лоуренс был тому свидетелем.
— Возлагаю надежды на твоё крепкое плечо…
Это было сказано с улыбкой, соединившей в себе кошачью элегантность и детскую наивность, — такой Лоуренсу не увидеть и за десятки лет торговли. Но улыбка — ложь. Холо всё ещё злилась на слова Лоуренса о том, что она не в его вкусе. Даже не злилась — была в ярости. Торговец хорошо это понимал.
— Прости…
Извинения волшебным образом подействовали на Холо: её улыбка стала искренней. Девушка захихикала и потянулась:
— Вот за это я тебя и люблю.