Из клееного бруса дом, без единой хотя бы мало-мальски бросающейся в глаза трещинки, янтарного цвета и блеска. Можно было поставить его в два этажа, но Ира с большим трудом держалась на ногах, по дому она в основном перемещалась на инвалидной коляске с электроприводом, а лифт – удовольствие дорогое, поэтому Гордеев не стал поднимать дом вверх. Двенадцать метров в ширину, тринадцать в длину – более чем достаточная площадь для одинокой больной женщины.
Дом стоял на опушке леса; огораживая в свое время участок, Гордеев зацепил несколько растущих в нем елей и сосен, они стояли с одной стороны дома, качаясь на ветру. С другой стороны дома Ирина разбила огород, там он ее и застал. Коляска стояла неподалеку, а она, скрюченная и сгорбленная, стояла с тяпкой в руках и пропалывала свои насаждения. Увлеклась она, потому и гостя не заметила, а больше никого в доме не было. Похоже, домработница, пользуясь добротой хозяйки, отлынивала от своих обязанностей, надо будет разобраться.
Ира – натура тонкая, ранимая, с богатой фантазией, в этой жизни судьба ее не миловала, поэтому, быть может, она выдумала параллельную, выкрашенную в розовые тона реальность, в которой сейчас и могла находиться. Так это или нет, но Гордеев не окликнул ее, он всего лишь помахал рукой, привлекая к себе внимание. Она почувствовала его, не разгибаясь, повернулась к нему, заулыбалась.
Сорок шесть лет ей, а лицо, как у девочки, – нечеткие, как в подростковом возрасте, черты, детская наивность в них. Даже кожа нежность не утратила, хотя глаза уже и облепила паутина мелких морщинок, да и цвет уже не розовый, как в юности. А лицо симпатичное, и фигуркой она бы отличалась, если бы не церебральный паралич. Распрямить бы ее, расправить, приосанить – и замуж, но, увы, не судьба. Да и нельзя ей под венец, а то вдруг муж слишком умным окажется да приберет к рукам «сундук с яйцом и уткой», отданный Ирине на хранение.
Гордеев поцеловал сестру, помог добраться до кресла, сесть.
– А я тут огородом решила заняться, – запыханно сказала она.
– Я смотрю, ты не ходишь здесь, а летаешь, – улыбнулся он.
– Ну, не летаю! Но мне лучше! Свежий воздух, лес, деревянный дом. Я знала, что здесь мне станет лучше!.. А где Лера? – спохватилась она. – А Ярослав?
Ира жила вдали от города, путь до нее не самый близкий, два-три часа пути на машине – и она сама так хотела, и он только рад был убрать ее подальше от города. Лера с Ярославом были здесь только один раз, четыре года назад, на новоселье, а он бывал раз в два-три месяца, и всякий раз Ира спрашивала про жену и сына, как будто скучала по ним.
Ярославу здесь неинтересно, а Лера приехала бы, но Гордеев ее с собой не звал, не хотел. И сегодня по привычке отправился в путь без нее, но на этот раз он об этом пожалел. Так вдруг стало скучно без нее в дороге…
– Ярослав сейчас в Англии, а Лера… К Лере мы с тобой сейчас поедем.
Бабки подбиты, документы на продажу бизнеса и всего прочего составлены, осталось их только подписать, для этого и нужна была Ира. Он мог бы доставить документы сюда, но Федосов требовал ее личного присутствия, но везти его сюда нельзя. Ни его нельзя, ни нотариуса. Положение у Гордеева шаткое, следствие набирает обороты, счета, открытые на его имя, в любое время могут арестовать, а Ирину не тронут, поэтому пусть миллионы остаются за ней. Завещание давно составлено, и если с ней вдруг что-то случится, деньги перейдут ему на законном основании…
Документы подписаны, Ира уже в своей деревне, деньги на счет поступили, но не все прошло так гладко, как бы хотелось. То ли почувствовал Вершков неладное, то ли кто-то проинформировал его, так или иначе, он позвонил Гордееву и вызвал к себе в прокуратуру.
– Уезжать собираетесь? – спросил он, указательными пальцами массируя щеки.
И вид у него был такой, как будто зубы под ними болели. Но возможно, так он выражал свое отношение к Гордееву, показывая, как ему тошно от него.
– Кто вам такое сказал?
– Интуиция сказала… – Вершков открыл ящик стола, достал оттуда заграничный паспорт, двумя пальцами небрежно взял за уголок титульной корочки, подвесив его на руке. – Это старый паспорт, так сказать, утерянный. В позапрошлом году вы получили новый паспорт, а этот старый. Нехорошо, Михаил Викторович. Билеты на самолет купили, виза у вас открыта… Когда вылет?.. Хотите, скажу, когда? Прямо сейчас и оформим вам посадку!..
Следователь повернул голову к дверям и приоткрыл рот, как будто собирался выкрикнуть конвой. Гордеев похолодел: не было у него никакого желания отправляться в камеру – под стражу.
– Нет никаких билетов. – Голос его заметно дрогнул.
– Нет, так будут, – усмехнулся Вершков. – Я вас, Гордеев, насквозь вижу!
– Тогда вы должны видеть, что я не имею никакого отношения к покушению на Сотникова.
– А вот этого не вижу!
Гордеев покачал головой, с досадой глядя на него. Сколько раз он пытался поговорить с Вершковым по душам, по-хорошему объяснять ситуацию и всякий раз натыкался на холодный, пренебрежительный сарказм.
– Я не заказывал Сотникова.