Волчица советника

…а ведь стимфалы — порождение могильников, тех, что на границе Рау и Джунглей! И не к могильникам ли ведут телепорты, сбрасывающие на нас нежить?..

Жаль, что заниматься этим некогда и некому: княжеский маг все еще выкорчевывает Стражей, а место Сибилла здесь, рядом с войском. Однажды я спросила графа, почему он не создал корпус магов, не нанял одаренных со Змеиного Архипелага, или, скажем, из Фарлесса.

— Наши маги слишком слабы и будут обузой, а пришлым я не доверяю — ты уверена, что они не перейдут на сторону лизарийцев во время боя?..

Не уверена. Оказывается, подозрительность Его Сиятельства — крайне заразная штука.

— Лира?

— Да, господин?

— Какой яд ты предлагаешь?

— Вытяжку корня архиссы. Она полностью растворяется в спирте и не меняет ни вкуса, ни запаха эля или вина. Почти не меняет, — поправилась я.

— Насколько «почти»?

— Ну-у… Немного отдает мускатным орехом, но если не знать, то… Ай!

— Ты что, на себе ее испытывала?! — дернул за ухо граф. — Сумасшедшая девчонка!

— Я больше не буду…

Взять живой погодницу не удалось — она предпочла раствориться в источнике, но не попасть в руки Сибилла. Честно говоря, я ее понимала.

Но не жалела — даже несмотря на то, что магианой оказалась девушка, лишь на пару лет старше, чем я сама. Восемь дней посреди болота, без возможности согреться, обсохнуть и нормально поесть превратили войско в толпу чихающих и кашляющих мужчин, почти три сотни слегли с лихорадкой, а несколько десятков не покидали отхожих мест из-за болей в животе. Мы с лекарями двое суток перетирали кору хинного дерева и готовили отвары кровохлебки, а Сибилл насыщал лекарства силой, чтобы поднять людей на ноги максимально быстро.

Со смертью погодницы ливневые дожди наконец прекратились, и лагерь смог перейти на холмы, к чистой воде, к чистому воздуху и теплому майскому ветру, сушившему плащи, одеяла и одежду. Стоянка продлилась декаду — Йарра решил дать людям отдохнуть перед походом на Пратчу. Сибилл наполнял накопители и ставил ловушки — на случай, если нас попытаются атаковать прямо здесь, лорды-командующие приводили свои сотни в порядок, виконт Файлен курировал поставки продовольствия, Его Сиятельство принимал телепортами брони — те самые, за которые отдал полторы тысячи золотом, я помогала графу и… кажется, была счастлива.

…Просыпаться от вкуса кофе на губах и руки в волосах, вместе завтракать, вместе обедать, сопровождать его в объездах лагеря, стенографировать на совещаниях, вместе ужинать, спать на его плече…

Я вдруг открыла для себя, что Его Сиятельство, оказывается, красив — той хищной, чуть жутковатой красотой, что отличает старые статуи Темных богов: та же скрытая мощь, та же сила и непробиваемая жесткость гранита. Я тайком наблюдала за графом — как он двигается, как держит оружие, как сидит, откинувшись в кресле, и, полуприкрыв глаза, слушает гнущихся в поклоне лордов. Он завораживал — как буйство стихии, как те бураны, что шли со стороны Леса, как молнии, взрывающие верхушки гор. Я наблюдала за ним и начинала понимать Галию, и тех, других, что выпрыгивают из корсетов при встрече с Йаррой.

Иногда наши взгляды встречались. Я смущалась, опускала ресницы, отворачивалась, но затылком чувствовала — смотрит! — и в груди становилось тесно. Его взгляд не давил, не пригибал к земле, наоборот, ласкал, согревал, нежил — и тем неожиданнее и обиднее было вдруг натолкнуться на холодную ярость. Я ведь ничего не сделала! Совсем ничего! Мы целовались, когда Йарра больно стиснул плечи, снял меня со стола. Криво усмехнулся и подтолкнул к ширме:

— Иди, мне нужно работать, — и зарычал, стоило мне промедлить: — Уйди, я сказал!

Он тогда всю ночь просидел над документами, а утром исчез. Следующие три дня я его видела лишь издали, а на четвертый…

— Господин! — обрадовалась я, увидев графа в шатре, — он осматривал мое оружие.

— Тебя разве не учили ухаживать за клинком, Лира? — поднял голову Йарра, и я попятилась при виде горящих злым серебром глаз. — Зазубрины не сточены, весь в пятнах! Ты на нем бурую ржу вырастить решила? Немедленно привести в порядок! — И мне в лицо полетел фламберг.

Дальше — хуже.

Я все, все делала не так. Сидела, стояла, писала, чертила, держала метательный нож, дралась, не в той последовательности надевала доспех — боги, да какая разница?! — до сих пор не научилась как следует затягивать подпругу, трензель слишком мал для лошадиного рта — я почти не пользуюсь поводьями, флера достаточно, но разве его это волнует?! Чумазая, как крестьянка, коса, будто с сеновала, сапоги пыльные — какими еще им быть после стольких часов по лизарийским дорогам?! — задники тренировочных туфель стоптаны, шотта мятая, перевязь перекручена, на рау я не говорю, а мычу…

Я кивала, извинялась, исправлялась. Собирала разбросанные графом бумаги, покорно переделывала отчеты, каждый вечер полировала меч и кинжалы до зеркального блеска, даже если они не покидали ножен в течение дня.

Неделю.