Волчок (СИ)

Стоила ли — определенно. Марийка рискует до конца жизни прожить чудовищем или умереть от голода. Влад рискует никогда не увидеть родных. Готов ли он — нет. Никогда.

Он на секунду порадовался, что сейчас не в обличии человека, иначе его губы стыдно задрожали бы при ответе. Влад тяжело сглотнул, исподлобья посмотрел на Змея, стиснул зубы, и как можно увереннее подумал:

— "Г-готов".

— "Прикоснись. И скажи. Это. Вслух."

— "Не понимаю. А какой вам с этого прок?"

— "Не понимай. Делай".

Влад поднялся и расправил плечи. Затем подступил ближе к морде змея, встал к холодной коже между ноздрей.

— Я согласен.

В его голове словно взорвалась вселенная, все пришло в беспорядок. Мама и Павлик посмотрели на него и, не сходя с места, стали удаляться от него во тьму, за горизонт, на другой край мира, сделались точками звезд в туманности. А та тоже свернулась в маленький далекий огонек и исчезла в огромной зубастой пасти.

Змей молча сполз с уступа и исчез в заливе. Пересмешники метались среди скал, как будто ничего небыло. Влад сел на корточки, зажмурился и обхватил лапами голову, сжав в когтистых пальцах короткую шерсть и страшным животным басом провыл:

— Простите.

Глава 66 Выше

Влад так спешил к Марийке, что чуть не промахнулся мимо пещеры. Влетев в нее, он проехал до стены и под ней нахохлился, с безумными глазами радуясь что, наконец, спрятался от ветра.

Марийка изумленно уставилась на него, а потом спохватилась, сняла свою шубу, и накинув ее на волчка, обняла его.

— Я боялась, что ты не вернешься.

— «Я… тоже», — рассеянно выдохнул Влад, благодаря свою волчью ипостась за то, что она не умеет краснеть.

Это для Марийки он — милая, мокрая, взъерошенная, черная собачка. А ему все еще неловко в присутствии малознакомой девушки. Особенно чужой.

Однако это была приятная неловкость, и он был благодарен Марийке за объятия.

— «Я, в общем-то, сделал, что хотел и мы можем пойти домой», — буднично доложил он.

— Прости, — Марийка отпрянула и опустила потухшие глаза. — Тебе придется идти одному. Я не могу выйти.

— «Еще как можешь. Змей отпустил тебя».

— Отпустил? Просто так?

— «Да-э… За то…что я вернул ему чешуйку», — небрежно пояснил Влад и огорченно добавил. — «Только остальных не смог освободить».

Марийка нервно усмехнулась, а потом радостным всхлипом опять стиснула волчка в объятиях и не отпускала, пока не закончились слезы облегчения.

***

Это был второй раз, когда Марийка покидала свою ледяную пещеру. Второй и последний. Счастье от этого события не помещалось даже в большой птичьей груди.

Вцепившись в край обрыва острыми крючковатыми когтями, она готовилась к первому осознанному полету не во сне. Теперь она была не просто зритель в теле пересмешника, а сама чувствовала, как ветер толкается в каждое перо. И от его силы захватывало дух.

Влад нарочно медлил, словно пытался надышаться перед смертью. Марийка не одобрила его предложение идти пешком. Точнее, они так и хотели — искать обратный путь по горам. Но когда девушка вышла из пещеры, она превратилась в пересмешника. Сначала оба испугались. А потом Марийка поняла, что полностью владеет своим новым телом. Они подумали, и Марийка решила, что лучше будет полететь. И хоть она не могла настоять словами, ей было достаточно встать на месте и упрямо смотреть вдаль, пока Влад не сдался. При мысли о полете у оборотня подкашивались лапы. Он чувствовал нутром, что это провальная затея, причем во всех смыслах. Он вообще-то не замечал за собой страха высоты. Марийка, видимо, была настроена открыть ему глаза.

Он вышел из пещеры в полуволчьем обличие, сгорбившись так, чтобы девушка не увидела ничего лишнего. Та усмехнулась в душе и снова уставилась вдаль.

— Прости, — смущенно прокашлял он прежде, чем взобраться на спину Марийки.

Сидеть на костлявой звероптице, не чувствуя под ногами опору, было еще сложнее чем на лошади. Чтобы не мешать крыльям, пришлось подвинуться к самой шее. Он снова извинился, а потом еще раз, когда взялся неуклюжими пальцами за перья. Девушка хотела бы его утешить и сказать, что ей тоже страшно и неловко, но не могла сладить с птичьим клювом, поэтому получилось ободрительное крокотание.

Поток ветра толкнулся в крылья, заставив большую птицу пошатнуться.

— Стой-подожди! — запаниковал Влад, решив, что Марийка уже собралась прыгнуть. — Я не готов! Извини!

Марийка тоже была не готова. Для нее это был настоящий прыжок веры, только без страховки. Но у нее был вдохновляющий пример для подражания — Влад. Маленький и совершенно неподготовленный к Нави, он зашел так далеко. И несмотря на ее подлый поступок в Моховке, он не бросил ее, хотя мог пройти мимо. После его подвига, ей, навьей дочери, трусить было просто непозволительно и стыдно.

В конце концов, она уже летала — пусть и не сама, — тело должно помнить, как это делается. Марийка пригнулась, легла крыльями на усилившийся ветер и медленно отпустила край.

— Ох, твою Навь! Стой! Я передумал! Давай ты полетишь, а я пойду пешко-о-О-О! — вой оборотня вместе с испуганным раскатистым клекотом ухнул в пропасть.