Волчонок

КОНТРАПУНКТ Н'ДОЛИ ШАНВУРИ, ДОЧЬ ПАПЫ ЛУСЭРО(шесть дней тому назад)

Пак обожал торчать в вирте. Впрочем, не без странностей. Иногда мне казалось, что он приносит из вирта в клюве сплошные похороны. Сообщал он мне о чужих смертях в самое неподходящее время: за завтраком, во время выездки Орлика, под вечернюю трубочку. «Ты в курсе? – спрашивал Пак, а я уже знал, что где-то оркестр сыграл траурный марш. – Умер Джонатан Харпи. Ну, Хомяк, помнишь? Трубач, ты его знал…»

Я кивал и слушал.

Пак затевал бесконечный монолог. Он вспоминал, как клёво Хомяк лабал нью-джезз на сейшне с «Братвой из Мизери», как он поставил на место лощеного скрипача Косту, лауреата всякой байды, сперва набив Косте морду, а затем сыграв Костину «Звездную сонату» на трубе вместе с оркестром Дюка Леннона; как Хомяк ездил на шефские по рыбозасолочным сейнерам, а потом расплачивался в борделях и кабаках брикетами черной икры; как потешно раздувались Хомячьи щеки на блюзе «Солнце село за горою»…

Зачем, спросил я у Пака однажды. Зачем ты вылавливаешь смерть за смертью? Большинство этих людей мы знали шапочно. Кое-кого не знали вовсе. Что за странный лейтмотив? Ворон, зачем ты скачешь по свежим могилам?!

Он удивился.

Я же не о смерти, сказал Пак. Я о жизни. Ты что, не понимаешь?

И я понял.

(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)

Сенсор тревоги.

Н'доли могла нащупать его с закрытыми глазами. Сигнал на пульт службы безопасности Центра. Дубль – на личный уником куратора Умслы. Определить местоположение абонента – дело трех секунд. Группа быстрого реагирования вылетит пулей.

Коммуникатор лежал в сумочке.

Не успею, поняла Н'доли. А если они решат, что в сумке – оружие… Время. Надо тянуть время. Они отвлекутся, и у нас появится шанс. Какой шанс, дурочка? Помпилианские «контры» не дают шанса скверным девчонкам, возомнившим себя Генералом Ойкуменой.

– Куда же вы меня приглашаете?

Она очень старалась, чтобы голос не дрогнул.

– Это зависит от вас, биби Шанвури. Вы ужинали?

– Нет.

– Отлично, – пунцовые губы собеседницы изобразили улыбку. Даже под угрозой расстрела Н'доли не рискнула бы воспользоваться такой вызывающей помадой. Впрочем, женщине в черном этот цвет был к лицу. – Милочка, я приглашаю вас в ресторан.

Усыпляют бдительность, подумала Н'доли. Что ж, подыграем.

– Мы знакомы?

– Мы, можно сказать, коллеги. Работаем на «Грядущее», – женщина сделала один, точно рассчитанный шаг. Серебристый отблеск упал на ее лицо. – Меня зовут Юлией. Юлия Руф, к вашим услугам.

Высокий лоб. Черные, как смола, волосы гладко зачесаны назад. На висках – спираль локонов. Эталон помпилианской красоты – огонь во льду. Разница в возрасте если и чувствовалась, то не в пользу Н'доли. Она была шапочно знакома с госпожой Руф: встречались пару раз в Центре. Кто в «Грядущем» не знал Юлию Руф – первого помпилианского коллантария?

Неужели Юлия, лишенная расового статуса, работает на имперскую контрразведку?!

– Извините моих друзей, – госпожа Руф развела руками, – за небольшое представление. Господа офицеры питают слабость к театральным эффектам.

– Если мы испугали вас…

Из лимузина вышел бритый наголо мужчина средних лет, в светлой рубашке и брюках. Он коротко, по-военному поклонился:

– Я прошу прощения.

У Н'доли отлегло от сердца. Полковника Тумидуса она знала лучше. Случалось, полковник захаживал в гости к отцу Н'доли.

– Готов искупить вину! – полковник щелкнул каблуками, словно на нем были не сандалии, а сапоги. – Если, конечно, у вас нет других планов…