Волчонок

– Перестань вертеться. Ты чуть не сбросил меня на пол. Между прочим, твой любимый дядя, на которого ты так похож, прекрасно нашел выход из положения. Ваш зубастый талант клеймить людей гаснет по мере участия в коллективном антисе. Шесть-семь выходов в «большое тело», и он пропадает совсем. Координатор колланта – чем не перспектива? Безболезненное обезрабливание, взаимовыгодный симбиоз – чем не будущее?

– Потерять себя?! Всей расе отказаться от того, что является нашей сутью? Нашей природой? Коллантарии – не помпилианцы! Вы не теряете своих способностей, побывав в колланте, а мы – теряем! Это противно нашей природе. Ты предлагаешь нам роль расы «космических извозчиков»? Сколько их, твоих коллантов, сейчас? Два десятка? Три? Пусть даже сотня! А сколько миллиардов помпилианцев в Ойкумене? Придется вам терпеть нас такими, какие мы есть. Мы – волки, но мы соблюдаем законы Лиги. Во всяком случае, большей частью. Если есть претензии – вперед, в суд!

– Лучше в гроб…

– Куда?!

– В твой гадский «гроб». Рискну помыться, даже если мне доведется свернуть шею. И закрою дверь поплотнее. Иначе ты обвинишь меня в геноциде, помпилиофобии и оккупации Октуберана. Уймись, волчонок! Я всего лишь предложила тебе работу. Тебе, а не твоей замечательной расе. Ненавижу обобщения в постели. Мы, мы, мы – я словно с целой империей переспала…

– Извини. Нет, правда, извини.

– Ладно, проехали. Если надумаешь – звони.

– Я не знаю твоего номера.

– Я запишу его на твой уником. Тут у тебя какое-то сообщение…

– Убей. Опять реклама…

Стук двери. Журчание воды. Сдавленные проклятия. Что-то падает – наверное, флакон с гелем. За окном – мерцание силового купола. Взлетная свеча – узкая, блестящая, как шпага. Это круизная яхта «Тариэл». Теперь часа три будет тихо. Если Н'доли вымоется и уйдет – будет тихо.

Она не уходит.

Во всяком случае, не сразу.

– Каково это? – спросил Марк, спускаясь с Н'доли в лифте.

– Что?

– Каково быть дочерью антиса? Ребенком Папы Лусэро?

Н'доли пожала плечами:

– Никаково. Я ни разу не видела отца в большом теле. Это, как ты понимаешь, самоубийство. А в обычном состоянии… Ну, ты сам видел. Удовольствие ниже среднего. К счастью, он шесть месяцев в году сидит в тюрьме…

Портье за стойкой – черные зализанные волосы, щеточка усиков над верхней губой, «червяк» бородки – проводил их взглядом. У портье сегодня случился разрыв шаблона. Он никак не мог взять в толк, что может связывать такую приличную женщину с таким мрачным парнем. Секс? Парень был хорошо сложен – еще бы, не вылазит из спортзала! – но портье не сомневался, что стоит приличной женщине бровью повести, и ей обеспечат выбор белозубых улыбок в одном флаконе с грудой мышц. Бандит, уверился портье. Натуральный бандит. Он ее шантажирует. Ну конечно, шантажирует.

Даже не поцеловал на прощанье.

V

В номер возвращаться не хотелось. Что там делать? Тупо пялиться в окно? Перебирать бесплатные каналы? – боевики-малобюджетки, новости региона… За время вынужденного безделья Марк истоптал поселок вдоль и поперек. Здешние улочки были унылыми до тошноты. Стандартной ширины, идеально прямые, они пересекались под углами в девяносто градусов. Покрытие-поглотитель создавало ощущение стерильности: ни соринки, ни камешка. Застройка – типовая для лишенных атмосферы планетоидов: коробки жилых блоков повышенной герметичности. Даже при отключении купола любой дом на Снорре мог поддерживать автономный режим жизнеобеспечения в течение месяца.

Достаточно, чтобы дождаться спасателей.

Чтобы случайный прохожий не заблудился в лабиринте улиц-близнецов, два ориентира были видны отовсюду. Плексаноловая спираль космопорта подпирала купол с севера. Серо-стальная башня гостиницы – с юга. Два электрода батареи, скрытой под землей; в какой-то мере так оно и было – в зданиях располагались эмиттеры, поддерживающие силовое поле.

Перед мэрией росли три чахлых ёлки. Над ними парили оранжевые «солнышки» холодной плазмы, давая необходимый деревьям свет естественного спектра, а вернее, продлевая агонию. Фронтон мэрии украшал диффузионный барельеф «Первопроходцы Тренга». Слои скульптурной группы сменяли друг друга, являя зрителю очередной эпизод освоения планеты. Дальше – жалкий вызов монотонности поселка – начиналась вереница магазинчиков. Здесь продавались фрагменты, вытяжки и готовые изделия из всего, что бегало, летало, плавало или росло на Тренге. Клыки махайрода, когти тираннозавра; плащи из перьев эпиорниса, куртки из шкуры трицератопса. Пятидесятиградусные дистилляты из папоротников, хвощей и плодов псевдопальм…

Дальним концом улица, мигая аттракт-витринами, упиралась в светло-розовый куб поликлиники. У входа в кожно-венерологическое отделение нервно курил гусак-Йохан. Узрев Марка, Йохан глубоко затянулся, икнул, бросил окурок мимо утилизатора – и нырнул внутрь.