Волчонок

– Короче, – продолжил дед, набивая трубочку табаком, – подходит к качку один карлик. Морда кирпичом, ножки вензелем…

– Врешь, – обиделся Пак.

– Подходит и давай восхищаться. Ох и ах, как я вам завидую! Это ж, наверное, очень трудно… Очень, кивает качок. И эспандер тугой? Тугой, да. А можно, я попробую? Ну, попробуй, кивает качок. Взял карлик эспандер, ножкой наступил, ручкой уцепился. Качает и вопросы задает.

– Умные, – уточнил Пак.

– Разные, – согласился дед. – Главное, много их, вопросов. Качок от внимания разомлел, поет соловьем. График тренировок, сушка, режим питания… И тут до его спинного мозга доходит, что карлик все качает и качает. Замолчал качок, смотрит. На пляже хохот, девчонки с комментариями лезут. А карлик качает. Так и остался с чужим эспандером. Качка мы больше не видели…

– Я еще сальто сделал! – Пак вспрыгнул на перила. – Классное!

– Ну, покажи.

– Вот такое…

Марк ахнул, когда Пак взвился в воздух, крутя двойное сальто-мортале. Миг, и ножки карлика мягко ударили в траву. Пак вскинул руки, приветствуя зрителей, и раскланялся, ухмыляясь.

– Я им всем показал! С пирса в воду…

Кемчугское сальто, боковое. Пируэт. Тройной твист в группировке. Колесо без рук. Пак был в ударе, вспоминая день своего триумфа. Аплодируя, Марк отбил себе ладони. Дед посмеивался, глядя на разошедшегося приятеля.

– Я! – орал Пак. – Им…

– И тут, – дед поднес к трубке древнюю зажигалку, – подходит к нашему герою одна девчоночка. Тощенькая, мозглявая, ни кожи, ни рожи. Одни глазища в пол-лица. Очень уж ей наш герой к сердцу припал.

– Хватит, – Пак прекратил трюки. – Конец истории.

– Ну почему же конец?

– Потому что конец. Хватит, старый хрен…

Дед помахал рукой, разгоняя дым:

– Ты вульгарен, Инь Чи Пак, друг мой. Сказал бы: молодой хрен… На худой конец, моложавый. Тебе все равно, а мне приятно…

Пикировка взрослых была Марку неинтересна. Активная зона, вспомнил он. Рабы – рядами. Сидят, держатся за контактные пластины трансформаторов. Кое-кто двигает рычаги, словно лыжными палками орудует. Серые робы, желтые нашивки.

Вот, сказал отец. Истинная мощь Помпилии. Ты думаешь, что сила – это армия? Военно-космический флот? Ерунда. Тебя ослепил блеск орденов. Смотри и убеждайся. Мы не держим рабов дома. Зачем? Чтобы они вертели домашний генератор? Проще подключиться к городской сети. Мы, помпилианцы, сдаем рабов на энергокомплексы. Каждый раб – акция. Ты получаешь доход с их энергии. Ты, я мама. Но главное, это перегной, на котором растет наша цивилизация. Флотские держат рабов на галерах. Армии нужна энергонезависимость. Это понятно. Но армия – малая часть нашей расы. Смотри и понимай: где нет показного блеска, там есть опора и фундамент.

Ага, согласился Марк. Он готов был согласиться с чем угодно, лишь бы поскорее уйти домой. Тут и мои рабы. Да, я понимаю. Рабов у Марка было двенадцать, он никогда о них не думал, но чувствовал, как собственные пальцы. Двух он заклеймил при рождении. Остальных ему приводили родители, по одному в год. Марк не интересовался, где родители их берут. Одноклассники говорили, что есть специальный рынок. Марк клеймил новых рабов и, дернув поводок, приказывал идти туда, куда велит отец. Теперь он знал, что с каждого раба ему идет доход.

Ну и что?

Рассказы дяди о сражениях были куда интереснее.

Будь Марк старше, он заметил бы, что равнодушным согласием оскорбил отца до глубины души. Будь Юлий Тумидус менее замкнутым, он бы показал сыну свою обиду. Возможно, это спасло бы их от дальнейших конфликтов.

– Девчоночка, – упорствовал дед, игнорируя возмущение Пака. – Ах, вы такой ловкий! Ах, вы такой умелый! И сильный какой… Помнишь, Пак? Ты раздул грудь, как лягушка в брачный сезон. Ты пел, как тенор в Сенаторской опере. Ты же любишь тощеньких? Ты рассказывал ей, как надо делать сальто, как это сложно, каких требует усилий и подготовки. Ты показывал, ты чуть из плавок не выскочил… Ну же, вспоминай! Что она у тебя спросила напоследок?

Пак мрачно нахмурил брови:

– Она спросила: «Это делается так?»

– Великий Разум! – дед расхохотался. – Как она прыгала! Я никогда не видел, чтобы так прыгали. Томинда Чакчель, лауреатка секторального конкурса в Монте-Фарри. Верхняя гимнастка в Малых Сатурналиях. Я потом справлялся у знакомых…

– А я не обиделся, – сказал Пак. – Я ни капельки не обиделся.

– Это да, – согласился дед. – Ты не обидчив.

Глава четвертая Корсет либурнария, или Психология ботвы в кризисных ситуациях

I

Курсант Сулла угодил в заросли пилолиста. Курсант Сулла порезался. Курсант Сулла помянул заблудшую женщину и ряд действий, совершаемых с особым цинизмом. Листья сволочного кустарника, зазубренные по краям, в остроте давали фору биокерамическим скальпелям. Стоит ли удивляться, что Сулла забылся? Нарушил радиомолчание? Остановился, прекратив выполнять задачу: продвигаться вперед?

– Зар-р-раза!