Волчонок на псарне (СИ)

Улыбка сползла с моего лица, я поймала себя на том, что пусть недолго, но была благодарна колдуну и чуть его не расцеловала. Вот оно, поражение! Я даже не заметила, что благодарю собственного мучителя!

Колдун вскинул бровь — почти лысую, с тремя волосинками:

— Что-то нет так? Ты будто покойника увидела.

Пришлось изображать улыбку:

— Я удивлена. Здорово, что я снова смогу заниматься тем, что мне нравится! Можно оставить себе нож?

— Да, я взял его для тебя. Идем ужинать.

Только сейчас я поняла, что не просто так колдун все это время подсовывал мне милые безделицы, пытался как-то порадовать — Лильен уверена, что он растит меня для себя. О, Заступник! Подождав, пока колдун удалится, я вскинула тесак, замахнулась на крайнего гребца:

— Что вытаращился?

Он криво усмехнулся, огладил вислые черные усы, прищурился:

— Ничего ты мне не сделаешь, крысеныш.

Злость враз оставила меня, я бессильно опустила плечи и побрела в столовую, волоча тесак. До чего же больно ударяться с разбегу о невидимые прутья моей клетки!

Эш уже сидел за столом, колдун присаживался, хлопотала Лильен, расставляя тарелки, меня она вроде как не замечала, но я чувствовала ее внимание, мы теперь связаны одной тайной. Гребцы наловили свежей рыбы, и голова кружилась от запаха. Я плюхнулась на свой табурет, подвинула тарелку и принялась уплетать рыбу, не обращая внимания на остальных. Было так вкусно, что я увлеклась, облизнула пальцы — Эш цыкнул зубом, я извинилась и скосила взгляд на колдуна. Он не ел, он прямо-таки принимал пищу — с достоинством, аккуратно, промокая губы салфеткой.

Чтобы избежать его внимания, надо вести себя мерзко: бэкать за столом, не чистить зубы и не мыть волосы… Так ведь заставят! Что же делать?

С ужином я покончила раньше всех, отодвинула тарелку, поблагодарила Лильен. Колдун зыркнул на меня, поставил на стол глиняный кувшин.

— Это пьянящий нектар, волшебный, очень вкусный и редкий напиток.

Он налил мне в чашку, старик накрыл свою чашку морщинистой ладонью:

— Спасибо, но я не буду пить — сердце что-то расшалилось.

Эш с тревогой смотрел то на меня, то на колдуна, я кожей ощущала, что вот-то произойдет нечто важное, одна я не знаю, что именно.

— Пей, — скомандовал колдун, я послушалась и припала к чашке — напиток был ароматным и сладким, словно сделанным из цветов, а еще от него сразу же стало хорошо и спокойно, тревогу как рукой сняло, будто бы я снова в стойбище, и со мной не случилось ничего плохого, и Мыш ждет меня, чтобы поиграть в набег.

Кряхтя, Эш поднялся, держась за сердце:

— Пойду-ка я, пожалуй. Райгель, помни, что я тебе сказал.

Лильен убрала тарелки и удалилась вслед за стариком, и мы с колдуном остались вдвоем в полумраке. Он встал, зажег еще две свечи и расставил на столе, достал какой-то сверток, развернул и подвинул ко мне:

— Попробуй, это сладости, вряд ли ты ела что-то подобное.

Нектар еще действовал, и я потянулась к янтарным кубикам с чем-то розовым в середине, отправила в рот один и зажмурилась от удовольствия. Голос колдуна стегнул кнутом и заставил меня подобраться:

— Я пугаю тебя, Талиша?

Больше всего меня злило, что он смеет произносить мое имя, оно — мое и ничье больше! Колдун налил себе нектар, плеснул немного мне и продолжил:

— Я и раньше говорил, что юному волшебнику сложнее выжить, чем простому человеку, потому что более опытные маги используют детей, и мало кому удается дожить хотя бы до двадцати. Мне было десять лет, меньше чем тебе, когда в наш дом ворвались мечники. Отца зарубили, мать и сестер не тронули, мне надели мешок на голову и куда-то повезли. Сняли мешок в комнатушке с бойницей, заперли меня и ничего не сказали. Потом начали приходить люди и рассказывать ужасы о том, что меня ждет дальше — сначала я пугался, потом перестал, я и не догадывался, что мне уготована более страшная участь, чем все их пугалки. Есть маги, которые черпают силы из чувств других, без разницы, какие это чувства… На моих глазах убили мою мать, сестер…

— Сволочи! — воскликнула я, сжав кулаки, хлебнула нектара.

Мой мучитель на глазах превращался в человека, в глубоко несчастного человека, который пережил даже больше, чем я. Нет, так нельзя. Убить в честном бою — одно, но вот так мучить слабых… Это отвратительно! Зарги никогда так не делали, и его рассказ пробуждал во мне негодование.