Одно метаемое тело я взял в зубы, а вторым снарядил свою «пищаль». Словно мутировавшие бульдоги-переростки звери развалились на поляне и грелись на солнце наслаждаясь чувством собственного превосходства явно больше, чем теплом. Я поступил так же, как и в тире магазина проверяя ружья. Только ци вкачал чуть больше... А вот это уже было плохо. Очень плохо! В «зашумлённом» всевозможными шлейфами различных аур магазине это было не так заметно, да и «навеска пороха» была минимальная. В потоках ци сейчас выглядело всё так, словно я стрелял под водой шпульками из водяного пистолета, заряженного чернилами. Воздух не стал чёрным даже в потоках ци, но трассировку выстрела было отчётливо видно. Метаемое тело прошило затылок скумма на вылет. Выстрел был бесшумный, но, если второй зверь умеет различать потоки ци... Гильзы не было. Снарядить ружьё новым патроном, пулей или как это называть вообще, вышло достаточно быстро. Две секунды на то, чтобы «объяснить пуле её свойства и роль». Головой зверь крутил не долго. Увидев краем глаза след выстрела, он тут же довернулся и помчался на меня. Вдох. Выстрел. Едва зверь остановился, группируясь для прыжка, я всадил ему пулю в глаз. Не мешкая осмотревшись по сторонам с грациозностью рыси я спустился с дерева, подобрал туши убитых зверей и поспешил убраться восвояси.
Добытые звери оказались самцом и самкой с жёлтыми ядрами каждый. Пришлось помучаться чтобы снять с них шкуры. В поздних сумерках я нашёл подходящее отдельно стоящее дерево для ночлега. С завтрашнего дня нужно было двигаться в обратную сторону что бы успеть забрать посылку «капибары». Мой внутренний будильник работал как часы. Проблема была только в том, что часов то у меня и не было. Наверное, надо было проснуться ещё до рассвета и с первыми лучами отправляться в путь. В крайнем случае использую сигнальную ракету что бы запросить эвакуацию.
С наступлением ночи полагаться приходилось только на свою способность видеть потоки ци. Границы твёрдых тел становились нечёткими, словно были нарисованы чернилами в воде. Наматывать бечёвку на ветви приходилось скорее на ощупь. Я уже соорудил гамак и собирался разуваться и укладываться спать, когда над опушкой леса во тьме ночного неба расцвёл однотонный алый цветок. Кто-то запрашивал силовую помощь встретив неожиданно сильного зверя. На пол моего оборота в сторону расцвёл ещё один цветок. На этот раз двухцветный. Светло-жёлтый цвет указывал направление и расположение караульной заставы у входа в долину и означал маяк для ориентирования. Алый цвет означал... да в общем и так было ясно что он означал. Этот двухцветный «цветок», судя по всему, обозначал, что дежурная смена увидела сигнал запроса и отправляет отряд. В отличии от первого второй цветок был насыщен множеством оттенков. Со стороны первого цветка что-то отделилось от леса и стремительно двигалось в мою сторону. Единственное на несколько километров дерево на фоне тусклых звёзд ночного неба было... и единственным ориентиром. Навернув на себя ещё больше теневой ци, я всматривался в ночную мглу угадывая происходящее по взаимодействию стихий в потоках ци. В такие минуты окружающий мир для меня был одновременно плоским и глубоким, чёрно-белым и цветным. Словно цветными мелками на чёрной грифельной доске различались те или иные фигуры. Массив леса. Всадники, двумя разноцветными спиртовыми факелами на незнакомых мне животных во весь опор мчатся к дереву, на котором сижу я. Когда они преодолели половину отделяющего нас расстояния из лесного массива выделились ещё три фигуры размером с хорошую лошадь и стрелой понеслись за всадниками. Хоть формой и размерами они и напоминали коней, но всё остальное выдавало в них свирепых хищников. И жажда крови, которую я от них ощущал, и характерные для хищников стихийные потоки ци угадываемые даже с такого расстояния. Протуберанцы потоков ци срывающихся с их шеи создавали инфернальную гриву довершая поистине демонический образ. Это уже были не спиртовые шары, которых они преследовали, а весьма натурального вида живые костры, переливающиеся оттенками неизвестной мне ци.