Вол’джин. Тени Орды

Чэнь улыбнулся.

– Вы так хорошо меня знаете, что это не вопрос.

– Но вы их запугали.

Он развел лапы, будто чтобы охватить узкую долину с крутыми склонами. Внизу змеился ручей – синий там, где его не касалось солнце, и серебряный, где касалось. Зелень, зелень в изобилии и насыщенности вкупе с густо-бурым цветом возделанных полей так и кричали о плодородии. Даже то, как в пейзаж встраивались дома, добавляя ему красоты, а не разоряя землю, казалось невероятно правильным.

– Я вырос на Шэнь-Цзынь Су. Я люблю свой дом. Но сейчас, оглядываясь, мне кажется, будто я жил в картинке настоящей Пандарии. Картинке красивой, да, и все же лишь картинке. Этот край зовет меня. Он заполняет во мне пустоту, о которой я и не подозревал. Быть может, потому я так много странствую. Я искал, но не знал, чего. – Чэнь нахмурился. – Я рыкнул не столько из-за Ли Ли, сколько из-за того, что они обозвали ее «дикой собакой». Для нее, для меня Пандария – это дом. Это место, где можно чувствовать себя как дома.

– И все же всегда найдутся такие, как эти двое, кто скажет, что вы не из Пандарии.

– Вы понимаете.

Ялия передала ему мешочек «сердечного покоя».

– Лучше, чем вы думаете.

Свой путь на север, в Цзоучин, они измеряли не днями или часами, а историями о прошедшей перед ними Ли Ли. Она была добра, но вспыльчива. Не один местный назвал ее «дикой собакой», но все отмечали, что так же выражалась и она сама. Причем, как выяснилось, – с гордостью. Чэнь не мог не улыбнуться, и легко представлял, как легенда о «дикой собаке» разойдется по Пандарии.

В Цзоучине, угнездившемся между утесами и морем, они нашли Ли Ли за тяжелой работой посреди деревни. Буря утопила одну лодку, обрушила несколько домов и сорвала пирс с опор. Ли Ли вызвалась помогать, и, когда они прибыли, руководила командой спасателей и рявкала приказы плотникам, чтобы те ускорили работы по восстановлению домов.

Чэнь поймал Ли Ли в объятья и раскрутил, будто она все еще была детенышем. Она взвизгнула, но в этот раз недовольно – из-за попранного достоинства. Он поставил ее на землю, затем поклонился низко и уважительно. При виде этого жеста цокающие языки поутихли, хотя, когда она ответила на поклон чуть ниже и выдержала его на секунду дольше, это снова вызвало в народе неодобрение.

– Сестра Ялия Мудрый Шепот пришла со мной из монастыря, – представил свою спутницу племяннице Чэнь.

Ли Ли подняла бровь.

– Спорю, путешествие выдалось долгим. Как вы всю дорогу удерживали его от таверн и от пива?

Ялия улыбнулась.

– Мы ускорили шаг, потому что гнались за историями о «дикой собаке» Ли Ли и ее похождениях.

Ли Ли широко улыбнулась и ткнула локтем дяде под ребра.

– А она за словом в карман не лезет, дядя Чэнь, – девчонка почесала подбородок. – Мудрый Шепот? Здесь есть семья Мудрый Цветок – почти то же имя. Они легко отделались, только шишки да царапины.

– Рада это узнать, Ли Ли, – Ялия уважительно поклонилась. – Если будет время, я бы нанесла им визит. Наши имена и впрямь так схожи.

– Уверена, они подивятся совпадению, – Ли Ли оглядела деревню. – Тогда я вернусь к работе. Уверена, на воде селяне действуют мастерски, но на суше их приходится подгонять.

Ли Ли снова обняла дядю, затем побежала обратно к рабочим бригадам – чьи темпы ускорялись с каждым ее шагом.

Чэнь склонил голову.

– Вас здесь не было с тех пор, как вы вступили в монастырь, и Тажань Чжу сменил вам имя. Ваша семья знает, что вы живы?

Ялия покачала головой.

– Некоторые из нас «дикие собаки» от рождения, мастер Чэнь. Другие – по своему выбору. Это и к лучшему.

Чэнь кивнул и вернул ей кошель с «сердечным покоем».

9

Вол’джина удивило, что Тиратан уже поднялся с постели, когда тролль прибыл с фигурами и доской для дзихуи. Человек добрался до окна и прислонился к нему, прямо как когда-то сам Вол’джин. Тролль отметил, что трость охотника осталась у изножья кровати.

Тиратан оглянулся через плечо.

– Уже и не замечаю признаков бури. Говорят, никогда не видишь стрелу, которая тебя убьет. Я не видел этой бури. Совсем.

– Тажань Чжу сказал, такие бури необычны. Но не редки, – Вол’джин поставил доску на прикроватный столик. – И чем позже приходят, тем свирепее.

Человек кивнул:

– Ничего не вижу, но все еще чувствую. В воздухе разлита прохлада.

– Не стоит ходить босиком.

– Как и тебе, – обернулся Тиратан, слегка неустойчиво, затем облокотился на оконную раму. – Ты решил привыкнуть к холоду. Стоишь до рассвета в снегу на южной стороне – в снегу, что в течение дня укрыт тенью. Достойно уважения, но глупо. Не рекомендую.

Вол’джин фыркнул.

– Звать тролля глупым? Неблагоразумно.

– Надеюсь, ты научишься на моих ошибках. – Человек оторвался от стены и поплелся к кровати. Хромота почти пропала, несмотря на его слабость. Вол’джин повернулся к Тиратану, но не спешил помогать. Тот улыбнулся, ухватился за изножье кровати, чтобы передохнуть. Это тоже входило в игру, которую они вели.

Человек опустился на край кровати.

– Ты опоздал. На тебя переложили мои дела по монастырю?

– Это на пользу моему восстановлению, – отмахнулся Вол’джин, подтаскивая столик, а затем принося стул.