Читаем Волею императрицы полностью

Волею императрицы

В книгу известной в конце прошлого и начале нынешнего века писательницы Александры Владимировны Щепкиной (1824—1917) вошли два исторических романа: «Бояре Стародубские», в котором изображены последние годы царствования второго царя из дома Романовых Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим, и воцарение после его смерти сына Фёдора, а также важнейшие события того времени — Чигиринский поход, раскол русской церкви; роман «На заре» посвящён эпохе императрицы Елизаветы Петровны, зарождению русского театра и той роли, которую сыграла эта артистически одаренная государыня в становлении культуры и науки страны. В романах широко показаны быт, нравы поместного дворянства и столичного барства, во все века являвшиеся сколком с эпохи, создаваемой личностью того или иного правителя.

Александра Владимировна Щепкина

Историческая проза18+
<p>Волею императрицы</p><p><strong>Бояре Стародубские</strong></p><p><strong>Глава I</strong></p>

Близ Костромы, около города Галича, жила семья Талочановых. Прадед их был пожалован в бояре, имел свой дом в Москве; но сыну его не посчастливилось: он был уволен от управления одним из приказов, находившихся в Кремле, по жалобе на его хищничество, и удалён с семьёй в Кострому на житьё в своей вотчине. Случилось это в начале царствования Алексея Михайловича; и с той поры Талочанов не выезжал уже из своей вотчины, где он скоро скончался, оставив двум сыновьям все свои имения и другие богатства. Один из сыновей его снова переселился в Москву, где поступил на службу думным дворянином; второй сын Кирилл Семёнович поступил на ратную службу, раненый вернулся домой и поселился на житьё близ Костромы, где жили все его родичи по жене, Ирине Полуектовне Савёловой. Долго, с большим трудом управлял он своим хозяйством, холопы его, хотя уже укреплённые на его земле, то и дело разбегались от него, уходили в самую рабочую пору, и Талочанову приходилось сманивать к себе на работы и селить у себя посадских людей из городов. Из городских посадов люди бежали охотно в деревни, убегая от платежа тяжёлых городских налогов и податей. По смерти Кирилла Семёновича имущество его перешло к старшему в роде Талочановых, и только небольшая часть досталась жене его, с небольшой, устроенной им усадьбой. Ирина Полуектовна осталась после него сиротствовать с двумя небольшими дочками. Именье было невелико, и приходилось ей, при небольшом числе крестьян, самой прикладывать всюду к делу свои белые, боярские руки. При её скромных средствах не приходилось прятаться в тереме. Но старинный дом Талочановых, построенный дедом, давал семье просторное и удобное помещение. Он был двухэтажный, с теремами над верхним этажом. Внизу находились так называемые подклети для кладовых и кухонь; в верхнем помещении была большая палата и несколько комнат, отделённых сенями, а выше надстроено несколько опочивален, в которые вела крутая лестница. В одной из опочивален, самой обширной, жила сама Ирина Полуектовна. Вся комната в глубине её, начиная от широкой изразцовой печи и вдоль по стене до окон, уставлена была высокими сундуками, покрытыми пёстрыми, выцветшими от времени коврами. В сундуках этих хранилось всё добро, когда-либо нажитое родом Талочановых и Савёловых и доставшееся на долю Ирины Полуектовны и дочерей её. Судя по одним этим остаткам серебра и соболей, можно было подумать, что недаром удалён был от управления Дворцовым приказом прадед их и что много добра сохранилось и из рода Савёловых. В сундуках боярыни Талочановой не было недостатка ни в парчовых и камчатных шубках (верхние домашние и выездные одежды), ни в золотных, с тяжёлыми собольими обшивками шубах, или летниках, телогреях и других одеждах. Они вынимались из сундуков временами, надевались при выезде в церковь, на богомолье, и перешивались и переделывались для дочерей боярыни, когда они подросли. В ларцах сохранились жемчужные ожерелья, серьги с длинными подвесками и вышитые золотом головные повязки. Дочки были ещё невелики годами: старшей было только четырнадцать лет, а меньшой всего одиннадцать.

Глядя на старшую дочь, задумывалась Ирина Полуектовна: красотой она не отличалась и на вид казалась уже взрослой. Ростом она была почти с родительницу; лицо её было красновато, кое-где виднелись ямочки от оспы, и глаза, хотя и бойкие, но небольшие, смотрели словно из ямок, спрятавшись под тёмными бровями: на родителя была похожа мужественная старшая боярышня. Только крупные свежие губы напоминали мать; и доброта матери светилась на всём лице. Меньшая дочь уродилась в Савёловых. То была стройная девочка с большими, почти синими глазами, круглолицая и с нежным румянцем; особенно бросались в глаза её чёрные брови, выведенные дугой, и целая шапка кудрявых волос, чёрных, но тонких и мелко вьющихся.

Жила вся семья, конечно, не роскошно, трудами со своего хозяйства. Над всем надо было похлопотать хозяйке: посеять, добыть, продать или испечь, сварить, заготовить, чтобы не чувствовать недостатка в доме. Семья жила одиноко. Но обе боярышни не сидели в тереме, они всюду сопровождали мать по хозяйству и весь день проводили в саду, в огороде или в тёмном бору, собирая то грибы, то ягоды.

— Вы на свою свободу радуйтесь, пока ей пора да время! — говорила им растившая их мамушка, Василиса Игнатьевна, смолоду прижившаяся к дому бояр Талочановых. — У других, богатых бояр если бы вы родились, запирали бы вас наверху, в терему, как запирали вашу матушку!

— Особливо тебе, Степанида Кирилловна, плохо бы пришлось! Вишь, ты рано повыросла, за невесту бы слыла! Ну, боярышня Паша ещё ребячлива, её бы ещё не унимали; пускай пока резвится! — толковала Игнатьевна.

— Мамушка! Это ведь скучно — богатыми быть! — весело говорила Паша при таких замечаниях мамушки.

Степанида молчала. Она обдумывала всегда всё слышанное; а от мамушки многое приходилось ей узнавать. Она запоминала её рассказы о людях и усвоила себе её понятия о жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Государи Руси Великой

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза