Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Мелькают годы и города: Новосибирск... Владивосток... Красноярск... Чита... Челябинск... Переполненные зрительные залы, афиши на тумбах, кочевая жизнь, состоящая из сплошных изнурительных гастролей и бесконечных переездов... И снова афиши... афиши... афиши... И зима сменяет осень, а зиму сменяет весна... и афиши с портретами Мессинга перелистываются, как календарные дни... как годы...

Москва, 1956 год

Никита Сергеевич Хрущев выступает на ХХсъезде КПСС... Хрущев на трибуне, он говорит о культе личности Сталина и о его страшных последствиях... Настороженные, встревоженные лица делегатов в зале... Делегаты перешептываются, что-то пишут в блокноты... И далее зал бешено аплодирует...

Крупные заголовки газет “Правда”, “Комсомолка”, “Фигаро”, “Либерасьон”, “Дейли миррор”, “Таймс”: “Хрущев с трибуны партийного съезда резко осудил культ личности Сталина и его многочисленные преступления...”, “В СССР наступает пора оттепели”...

...Выступление Хрущева слушают рабочие в заводских цехах... студенты МГУ... На заседании президиума Академии наук СССР обсуждают речь первого секретаря партии. В зале и на трибуне выдающиеся деятели науки... Выступление Хрущева обсуждают на пленуме Союза писателей СССР... Союза художников... Союза композиторов... Союза архитекторов... И вновь известные всей стране лица..

...Но на фасаде Мавзолея на Красной площади по-прежнему две крупные надписи: “ЛЕНИН” и “СТАЛИН”....

Мессинг пил чай на кухне своей небольшой двухкомнатной квартирки на Песчаной улице.

– Тебе глазунью или омлет делать? – спросила Аида Михайловна, стоя у питы.

– Омлет, если можно... – не отрывая глаз от газеты, ответил Мессинг. Он отложил газету, снял очки, потер уставшие глаза и сказал глухо: – И все же я не верю, что он был злодей сродни Гитлеру... не верю... Я всегда уважал этого человека...

– Не один ты! – весело отозвалась Аида Михайловна.

– И что теперь прикажешь мне делать? – зло посмотрел в спину жене Мессинг. – Присоединиться к хору хулителей? Превратиться в осла, который пинает мертвого льва?

Аида Михайловна разбила в кастрюльку три яйца, добавила молока и принялась взбалтывать омлет вилкой.

– Никто тебя не заставляет пинать мертвого льва...

– Думаю, попытаются заставить, – ответил Мессинг.

– Ты не веришь, что все, о чем говорил Хрущев, правда?

– Не верю. – Мессинг вновь устало потер пальцами глаза. – Интересно, где был товарищ Хрущев, когда все это творилось?

– Там же, где и остальные...

– Вот потому я и не верю, – упрямо возразил Мессинг. – Легко валить все на мертвого... Все кричат – это Гитлер! Исчадие ада! Негодяй! Человеконенавистник! Простите, господа, но вы сами выбрали этого Гитлера! На демократических выборах! Вы сами потом присягали на верность Гитлеру! Вся Германия единодушно! А теперь, выходит, он один во всем виноват? Он обманул нацию! Он повел ее не туда! Простите, господа, он повел ее туда, куда вы захотели пойти...

– Что ты хочешь всем этим сказать?

– Хочу сказать, что Гитлер был в каждом из них. Значит, и Сталин был в каждом из нас...

– Ты-то здесь при чем, Вольф! – Аида Михайловна с улыбкой обернулась. – Тебя здесь тогда и в помине не было.

– Был. Я пришел в Советский Союз перед войной, и я тоже в ответе за все, что тут делалось.

– Это уже чушь какая-то, Вольф. Даже слушать не хочу!

– А вот слушай! И нечего им всем теперь строить из себя невинную барышню, которую изнасиловали пьяные хулиганы... Ну что, готов омлет? Яесть хочу.

Аида Михайловна молча переложила омлет со сковородки на тарелку, поставила перед Мессингом, положила нож и вилку, придвинула хлебницу с нарезанным батоном.

И тут в прихожей заверещал звонок. Аида Михайловна вопросительно посмотрела на Мессинга, тот недоуменно пожал плечами, и Аида Михайловна пошла открывать.

Она вернулась в сопровождении худого небритого мужчины в солдатской шинели, усеянной бледными карболочными пятнами, в грязных, сбитых кирзовых сапогах. В руке он держал потрепанную кепку-“восьмиклинку”. Мессинг смотрел на него, не узнавая. Аида Михайловна улыбалась и молчала.