Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Значит, сделаем так... – подумав, заявил Цельмейстер., – Я постараюсь уговорить пана Мессинга помочь графу в розыске драгоценной броши, а граф заплатит гонорар за найденную брошь... Ну, чтобы не было обидно ни вам, ни мне – двадцать процентов от стоимости драгоценности. Договорились? – И импресарио обаятельно улыбнулся.

– Сто шестьдесят тысяч... – прошептал секретарь. – Нельзя ли поменьше? Это такие огромные деньги.

– А что, по-вашему, больше, пан секретарь? Восемьсот тысяч или сто шестьдесят? Мне кажется, потерять сто шестьдесят тысяч все же лучше, чем восемьсот. Или вы так не считаете? Увы, на других условиях мне не удастся уговорить пана Мессинга поехать к графу Чарторыйскому. – И Цельмейстер красноречиво развел руками.

– Хорошо, пан Цельмейстер, я все передам графу и уверен, никаких затруднений с гонораром не будет. Когда вы сможете приехать в имение графа?

– Когда вы сообщите мне, согласен ли граф на сумму гонорара, которую я назвал.

– Сегодня же к вечеру я привезу ответ, пан Цельмейстер, – секретарь Шармах поспешно шмыгнул к двери, улыбнулся на прощание и исчез.

Перебранка между Вольфом и импресарио разгорелась на следующий день за завтраком. Цельмейстер уплетал яичницу с помидорами, пил чай и слушал сварливые речи Мессинга.

– Я не понимаю, кто дал тебе право назначать суммы гонораров? – возмущался Мессинг.

– Раньше ты не ругался, – ответил Цельмейстер. – Раньше ты спасибо говорил.

– Двадцать процентов – это... черт знает что! Зачем ты делаешь из меня хапугу?

– Разве нам не нужны деньги? Мы прибыли в Польшу без гроша в кармане, – продолжал возражать Цельмейстер. – Граф Чарторыйский несметно богат, и для него сто шестьдесят тысяч – пустяк. А для нас, Вольф, – это возможность хоть как-то поправить свои финансовые дела. Я не желаю быть нищим! А ты, Вольф, дурак! Ты не ценишь свой талант! Ты простофиля и дурак! Простофиля и дурак! Пожалуйста, приедем в имение, и можешь публично отказаться от гонорара! И тогда я публично назову тебя дураком! – И Цельмейстер отвернулся к окну, считая разговор законченным.

– Сам дурак... – пробормотал Мессинг и тоже отвернулся к окну.

В дверь номера постучали, и заглянул секретарь Шармах:

– Панове, прошу прощения. Машина у подъезда. Я жду вас. – И секретарь исчез.

– А вот возьму и не поеду, – заявил Мессинг.

– И черт с тобой! Тогда ищи себе другого импресарио! – вскинулся Цельмейстер и стал надевать пальто, никак не попадая рукой в рукав и продолжая ругаться. – Стараешься... нервы портишь... всухомятку – желудок ни к черту... без женщин, без вина – все силы на этого звездочета трачу – и ни слова благодарности! Все, с меня хватит! Сыт по горло!

– Ладно, поехали... – вздохнул Мессинг, и Цельмейстер сразу замолчал, только буркнул:

– Давно бы так...

Машина у графа Чарторыйского была марки “Опель-капитан”, и водитель, как и предписывалось модой, весь в коже – кожаный пиджак, перчатки, кожаная кепка с большим козырьком. Впереди, рядом с шофером, устроился секретарь Шармах. Онразговаривал с сидевшими сзади Мессингом и Цельмейстером, повернувшись спиной к дороге:

– Чтобы не пугать прислугу и домочадцев, мы с графом решили представить вас художником. Будто вы приехали писать портреты с натуры, а пан Цельмейстер ваш помощник.

– И долго вы с графом думали, чтобы такое придумать? – угрюмо спросил Цельмейстер.

– Не поймите превратно, пан Цельмейстер, но если они узнают, что пан Мессинг приехал искать украденную брошь, – все перепугаются, и вам будет намного тяжелее работать.

– Хорошо, художник, так художник... мне все равно, – сказал Мессинг.

Граф Чарторыйский встретил их на мраморной лестнице старинного особняка. Узкие средневековые окна с цветными витражами, стрельчатые башенки, тяжелые мореного дуба двери с бронзовыми ручками... Герб Чарторыйских, высеченный из мрамора над входом в особняк, и мраморные же львы на пандусах по обе стороны дверей свидетельствовали о тщеславии и амбициях аристократического рода.

Домашняя челядь, слуги и гувернантки, толпились на ступенках.

Мессинг и Цельмейстер выбрались из машины, и граф Чарторыйский, высокий, сухопарый, в длиннополом сюртуке и белой рубашке с расстегнутым воротом, из-под которого виднелся шелковый синий шарфик в белый горошек, сделал шаг навстречу гостям. Граф, улыбаясь, церемонно пожал руки Мессингу и Цельмейстеру.

– Рад познакомиться с вами, пан Мессинг, столько наслышан, столько читал про вас... рад видеть, пан Цельмейстер. Пойдемте, я познакомлю вас с моими домочадцами. – И граф направился вверх по широким мраморным ступеням.

Мессинг и Цельместер пошли за ним. Секретарь Шармах задержался рядом с шофером.

– Этот, что ли, искать будет? – прикуривая сигарету, спросил шофер.

– Не этот, а всемирно известный телепат, – строго ответил секретарь. – Людей насквозь видит.

– Интересно... – усмехнулся шофер, глядя, как граф Чарторыйский представляет Мессингу и Цельмейстеру своих домочадцев: троих мужчин и трех женщин разного возраста. Они с почтением пожимали руки Мессингу и Цельмейстеру, две девушки, как хорошо воспитанные барышни, сделали книксен.