Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Они уезжали ранним утром. Граф Чарторыйский провожал их. И секретарь Шармах суетился рядом, улыбался, заглядывая в глаза Мессингу и Цельмейстеру. Домочадцы и прислуга столпились у дверей в начале лестницы, не осмеливаясь спуститься и подойти к машине. У смешливой девушки Марыси были заплаканные глаза и распухшие губы.

Граф Чарторыйкий долго жал руку Мессингу и говорил с лучезарной улыбкой:

– Я бесконечно благодарен вам. Я потрясен вашими удивительными, божественными способностями, пан Мессинг. Я ваш вечный должник и буду рад видеть вас у себя в доме в любое время!

– Любезный, где же гонорар? – негромко спросил Цельмейстер секретаря Шармаха, стоя в трех шагах от Мессинга и графа. – Вы второй день водите меня за нос. Учтите, я осрамлю вас на всю Польшу...

– Пан Цельмейстер, не беспокойтесь, умоляю вас, я привезу вам чек в Варшаву. Мне только надо будет заехать в банк. Завтра утром я у вас с чеком. Побойтесь Бога, неужели вы сомневаетесь в слове графа Чарторыйского?

– Послушайте, пан Шармах, я столько видел всяких донов, графов и герцогов, что вам и в дурном сне не приснится! Вот поэтому я и сомневаюсь в словах вашего графа. Если завтра не будет чека...

– Будет! Будет! Завтра утром я у вас в гостинице с чеком в зубах! – Шармах старательно улыбнулся, схватил руку Цельмейстера и стал усердно ее трясти.

Когда ехали в машине, Цельмейстер курил, зло сопел, ворочался на сиденье, потом сказал:

– Хочешь, сделаю небольшое пророчество? Понимаю, что отбиваю у тебя хлеб, но не могу не предсказать самого ближайшего будущего...

– Попробуй... – усмехнулся Мессинг.

– Ясновельможный пан Чарторыйский, родственник самого короля Стефана Батория, не заплатит нам ни злотого! Шиш с маслом он нам заплатит! Ах, какой же я дурак! Надо было хоть аванс какой-нибудь потребовать... Ну что за люди, Вольф? Чем богаче, тем жаднее!

– Поэтому они и богатые... – вновь усмехнулся Мессинг.

– Как я понимаю, гонорар ты требовать не будешь? – спросил Цельмейстер с сарказмом. – Ну конечно! Нам деньги девать некуда! Мы спим на деньгах, живем в замках, у нас прислуги одной дюжина человек! Зачем нам какие-то паршивые сто шестьдесят тысяч злотых?! Нет, Вольф, давно хотел тебе сказать откровенно – ты не еврей, ты зачуханный польский крестьянин или русский бурлак!

– А кто это – русский бурлак?

– Бурлак? – переспросил Цельмейстер и пожевал губами. – Ну, это... такой человек... Ну, это, в общем, никчемный нищий человек!

– Спасибо... просветил... – Мессинг отвернулся к окну.

Варшава, 1939 год

И вновь огромный зал зрителей ожидал выступление телепата и волшебника Вольфа Мессинга. Мессинг и Цельмейстер появились на сцене, как всегда, подтянутые, нарядные – в черных фраках, белых манишках и лакированный туфлях. Зрители встретили Мессинга дружными аплодисментами. Он поклонился, прижимая руку к сердцу и с улыбкой окинул взглядом публику.

Несколько дней назад газеты сообщили о новости, пришедшей из Германии: “Фюрер Германии потребовал выдачи известного телепата Мессинга”, “Фюрер Германии Адольф Гитлер объявил награду за поимку Вольфа Мессинга в 250 тысяч рейхсмарок”, – такие заголовки два дня не сходили с первых полос польских газет.

Мессинг догадывался, какое событие повлекло за собой столь радикальное требование немецкого фюрера.

...Он стоял на сцене с закрытыми глазами и говорил совсем не таким голосом, каким разговаривал в жизни, а глубоким и таинственным:

– Германия погибнет, если двинет свои армии на восток... Гитлера ждет ужасная смерть... от собственных рук... весной сорок пятого года... да, да, весной сорок пятого года...

Зал молчал, словно окаменев, глаза людей были устремлены на Мессинга, стоящего на сцене. Веки его закрытых глаз вздрагивали, на лбу выступили крупные капли пота. Он вытянул перед собой руки, и пальцы тоже вздрагивали, а голос слышался будто откуда-то из бездонных глубин:

– Гитлер покончит с собой весной сорок пятого... и это будет великий праздник всех добрых людей на земле...

Он открыл глаза и посмотрел в зал, медленно приходя в себя. В глазах боль и страдание... И зрители смотрели на него и молчали, словно оглушенные. Мертвая тишина стояла в зале – ни одного хлопка, ни звука. И Мессинг увидел в глазах людей, устремленных на на него, страшную тревогу... тревогу и ожидание большой беды...

...1 сентября 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу. Началась Вторая мировая война.