Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Вновь повисла пауза. Фридман приложил руку к сердцу, провел ладонью по лицу. Схватил коробку “Казбека”, достал папиросу и стал прикуривать. Его пальцы тряслись, и спички ломались одна за другой. Фридман швырнул коробок на стол и приказал глухо:

– Прошу оставить меня наедине с гражданином Мессингом.

Трое офицеров молча поднялись и вышли из кабинета. Фридман уставился на Мессинга потемневшими глазами, которые теперь скорее были похожи на дула пистолетов:

– Откуда ты про дочь узнал, Мессинг? – перешел на “ты” полковник. – Что она у меня есть... и что у нее порок сердца?

– Я смотрел на вас и увидел...

– Что увидел, что?! – нервно перебил Фридман. – У меня на лбу, что, дочь моя нарисована?

– Вы все время думали только о ней.

– И ты это увидел?

– Да.

– И дочь мою увидел?

– Да. Ей четырнадцать лет. Красивая девочка. Зовут ее Ноябриной. – При этих словах Фридман даже поперхнулся и уже со страхом взглянул на Мессинга. – Черноглазая и светловолосая. Наверное, светлые волосы – в маму. Ведь ваша жена русская, – спокойно выговорил Мессинг и добавил: – Ее срочно нужно везти в Москву. Я знаю, там есть хирург Бакулев... очень знаменитый хирург. Он делает операции на сердце.

– Кто меня к нему пустит? – ударил кулаком по столу Фридман.

– Если вы поедете в Москву, вы к нему попадете. Ей сделают операцию, и она будет жить.

– Это ты тоже видишь? – недоверчиво спросил Фридман.

– Да...

– Слушай, ты... колдун хренов... Я – коммунист и во всякие эти... штучки не верю.

– А вам и не надо верить. Вы просто поезжайте и сделайте, как я сказал.

– Как я поеду? Я – военный человек. Для этого командировка нужна. Разрешение! – махнул рукой Фридман и, вновь схватив папиросу, прикурил и жадно затянулся.

Мессинг молча смотрел на него...

– Да, товарищ генерал, так и есть, как рассказываю – ни слова не преувеличиваю, – говорил в телефонную трубку полковник Фридман. – Умножает пятизначные числа и тут же говорит ответ... да, и мысли читает... Я сам ему мысленно приказал взять у майора Субботина авторучку из кармана, передать ее майору Трифонову, а у майора Трифонова вынуть из кармана галифе платок и отдать его мне. Мысленно приказал, понимаете? Так он все в точности сделал. Да я сам бы не поверил, если бы мы все не видели своими глазами. Ей-богу... то есть партийное слово даю, товарищ генерал! Он еще тут такие штуки вытворял – у нас глаза на лоб лезли... Прямо ясновидящий какой-то, честное слово! Так точно, поднял кое-какие материалы. Газеты польские, немецкие... Всемирно известный телепат Мессинг... Если газетам верить, весь мир объездил. Везде представления давал. Наверное, такие же штуки выделывал, что и у меня в кабинете... Германское командование за его голову объявило награду в двести пятьдесят тысяч марок. Да, да, точно так, товарищ генерал! Что он там натворил, точно неизвестно. Он сам говорит, что предсказал Гитлеру и Германии гибель, если она пойдет на восток. Может, и врет... а может, и правду говорит – это еще выяснять придется... Одно слово – артист, товарищ генерал! – полковник Фридман мелко рассмеялся. – Хотели поначалу сразу в расход пустить, но уж больно личность примечательная, вот я и решил доложить, товарищ генерал... Слушаюсь, товарищ генерал. Есть прибыть в Москву... Самолет вышлете? Слушаюсь, товарищ генерал! – Полковник положил трубку и вытер холодный пот со лба.

Некоторое время остановившимся взглядом он смотрел в пространство, потом торопливо вынул папиросу из коробки и закурил...

В военном самолете они летели втроем – Мессинг, полковник Фридман и светловолосая черноглазая девочка. Глаза у нее сияли восторгом – она смотрела в иллюминатор. Внизу проплывала сине-зеленая земля, прямоугольники полей, толстые нити рек, пятна лесов. Девочка Ноябрина смотрела в иллюминатор и восхищенно улыбалась.

Полковник Фридман, сидя на жестком железном сиденье, напряженно глядел вперед. Мессинг тоже смотрел в иллюминатор и тоже улыбался, как девочка Ноябрина. Впереди на таких же сиденьях горбились двое людей из Москвы – в кожанках и кожаных фуражках со звездами, с тяжелыми, неприступными и ничего не выражающими лицами. Рядом с ними сидели трое автоматчиков в летных комбинезонах и шлемах. Автоматы лежали у них на коленях. Оглушительно и слитно ревели два мотора, мигали красные огни на крыльях самолета...

– Первый раз в жизни лечу на самолете! – прокричал Мессинг, наклонившись к полковнику Фридману. – Это фантастично!

Полковник, не понимая, взглянул на него, потом показал пальцем на уши: дескать, не слышу.

– Первый раз лечу на самолете! – повторил Мессинг, но полковник опять не услышал, поморщился и отвернулся. Мессинг вновь приник к иллюминатору.

Москва, 1940 год