Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Не, я видел в цирке в Минске один фокусы проделывал – с ума сойти, но чтобы такое... Не-е, ребята, тут точно без нечистой силы не обошлось. У нас в деревне была такая бабка. Глянет на дорогу и говорит: “Степан мой сейчас придет. Пьяный будет, квасу требовать холодного станет”. И точно – Степан этот в дым пьяный является! Если погоду узнать, вся деревня к бабке идет, лучше никто не скажет... А еще... вот не поверите, она убийство Кирова предсказала...

– Как это предсказала? Ты говори, да не заговаривайся...

– А вот так и предсказала. Раскинула карты и говорит: “Ой, большая беда будет! В Питере большого человека убьют. Кировым зовется”... Через неделю – точно, укокали!

– Ну дела-а... – покачал головой Сергей Покровцев. – Тут, ребята, умом тронуться можно... Откуда ты, Антоха, этого еврея выкопал?

– Сам границу перешел, – ударил себя в грудь старлей Скрыпник. – Говорит, спасался. Говорит, фашисты убить хотели. А документов никаких.

– Может, засланный?

– Ну ты подумай, Серега, если бы засланный, то и документы при нем были бы в полном порядке. И легенду бы такую рассказал – любой поверит. Главное, документы хоть какие, но были бы... А он еще говорит, за его голову награду назначили двести пятьдесят тыщ марок!

– Такая голова и больше стоит, ей-богу... – глядя на Мессинга, проговорил Сергей Покровцев. – Давай в штаб района докладывай – а то по шее дадут, такого человека уже двое суток у себя держим... – Сергей Покровцев тряхнул головой и хлопнул себя по коленям. – Ну, Мессинг, ну, фокусник! Что ж ты за человек такой, убей, не пойму!

– Опасный человек, – сказал Скрыпник. – Расстрелять бы его от греха подальше. А то затаскают с ним...

– Расстрелять? Да ты что, Антоха? И я уже по начальству сообщил... – растерянно проговорил Покровцев.

Черная “эмка” быстро катила по подмерзшей проселочной дороге. В машине на заднем сиденье находился Мессинг, рядом с ним – военный лет тридцати в кожаном пальто и кожаной фуражке. Впереди рядом с водителем в потертой старой кожанке сидел мужчина лет сорока в шинели с двумя шпалами в петлицах и фуражке с малиновым околышем НКВД.

– Простите, гражданин майор, до Бреста еще долго? – нарушил молчание Мессинг.

– Не волнуйтесь, господин Мессинг, скоро будем, – ответил майор НКВД Рукавицын и вдруг обернулся, внимательно, с улыбкой посмотрел на Вольфа: – Все думаю и не могу понять: как же вы слышите приказы, которые человек отдает мысленно? Вы что, вот так запросто чужие мысли читать можете?

– Иногда могу...

– Здорово... Вам бы в НКВД работать – цены не было бы. Или в угрозыске... – Майор вдруг нахмурился, кашлянул. – Впрочем, извините, господин Мессинг... это я так, к слову... – И он отвернулся, вновь стал смотреть вперед на дорогу.

Стояло холодное утро, подмораживало. “Эмка” выскочила с проселочной дороги на шоссе и помчалась быстрее.

Брест, 1940 год

– Не успели вы появиться в пределах Советского Союза, господин Мессинг, а уже такие чудеса про вас рассказывают – только руками развести, – чуть улыбаясь, говорил грузный полковник НКВД Фридман, с бычьей шеей и мясистым носатым лицом. Главными же на его физиономии были глаза – маленькие, светлые, они сверлили собеседника, словно буравчики. – Всех офицеров на границе очаровали, можно сказать. Все в смятении и недоумении...

– Но мне все равно не верят... – ответил Мессинг.

Это снова был кабинет, но уже кабинет солидного начальника НКВД. Полированная мебель, стены с темными дубовыми панелями и непременным портретом вождя в рамке под стеклом. Столы стояли буквой “т”. За коротким сидел полковник НКВД Александр Михайлович Фридман, за длинным узким столом – еще трое чинов НКВД, и в самом конце – Мессинг.

– С верой мы давайте подождем, гражданин Мессинг, – усмехнулся Фридман. – Если мы всем будем верить, у нас в Советском Союзе скоро шпионов будет больше, чем честных граждан... Артист оригинального жанра, ишь ты как хитро сказано. Вот в таком жанре как раз и сподручно шпионить... тень на плетень наводить... мозги туманить...

– Помните Корчинского, товарищ полковник? – подал голос майор, сидевший рядом с Мессингом.

– Какого Корчинского? – выкатил глаза Фридман.

– Ну этого... поляка, который немцем оказался.... Ну на прошлой неделе его к стенке поставили... вместе с пятью диверсантами...

– Поговори у меня, Нечитайло, поговори при посторонних... – нахмурился полковник. – Че ты лезешь наперед батьки в пекло?

– Прошу извинить, товарищ полковник, – поспешно исправился майор.

– У вас дочь очень больна... – вдруг сказал Мессинг. – У нее порок сердца. Не надо делать ей операцию здесь, в Бресте. Она может умереть. Вам нужно поскорее везти ее в Москву.

Воцарилась мертвая тишина. Офицеры ошеломленно смотрели на Мессинга, а полковник Фридман побагровел, схватил графин с водой, налил в стакан и стал жадно пить. Выпил, грозно посмотрел на Мессинга и спросил:

– Кто вам сказал?

– Никто. Я это увидел, глядя на вас.