Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– Странно, но я подумал то же самое, – тоже улыбнулся Мессинг. – Это называется любовь с первого взгляда?

– Мы слишком старые, чтобы влюбляться с первого взгляда?

– Я тебя не понимаю… – Он поцеловал ее в нос, глаза. – Я тебя не понимаю…

– И очень хорошо. Должен же ты хоть что-нибудь не понимать?

– Ты мне родишь сначала девочку.. потом мальчика, потом еще одну девочку.. а потом…

– Может, остановимся на одном мальчике и двух девочках? – вновь улыбнулась Аида.

– Ладно, там видно будет… – Мессинг стал целовать ее в губы, обнимая все крепче…

Э-эх, дубинушка, ухне-е-ем!
Э-эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухне-ем!

– выдохнул Дормидонт Павлович, стоя на сцене, и, вытянув руки перед собой, крикнул:

– А ну вместе, товарищи-и!

И зал дружно подхватил:

Э-эх, дубинушка, ухне-е-ем!
Э-э-эх, зеленая сама пойдет, сама пойдет!
Подернем, подернем, да ухне-е-ем!

С последним словом Дормидонт резко поклонился, выбросив руку до пола. Зал взорвался дружными аплодисментами. Улыбающиеся лица зрителей, обращенные к сцене, выражали восторг и восхищение. Публика в зале, в простых шинелях и потертых пальто, в матросских куртках и телогрейках, наслаждалась нечасто выпадающей минутой отдыха и, конечно же, прекрасными русскими песнями и могучим басом Дормидонта Павловича. Лицо Дормидонта тоже освещала широкая улыбка. Он был счастлив. Поднял руку, призывая к тишине. Зал медленно затихал, еще слышны были отдельные запоздалые хлопки. Дормидонт Павлович проговорил, устыдившись:

– Спасибо, дорогие товарищи. Мне прямо неловко как-то… как Шаляпину хлопаете…

В зале засмеялись, и вновь раздались аплодисменты.

– Разрешите объявить следующий номер! Всемирно известный телепат Вольф Мессинг. Психологические опыты! И его помощница – Аида Раппопорт! Готовьте ваши вопросы, товарищи!

На сцену с разных сторон кулис вышли Мессинг и Аида Михайловна. Зал вновь разразился дружными аплодисментами.

– Я понимаю, он человек важный, занятой… Мил человек, ты только фоточки ему покажи да спроси… – журчала пожилая женщина, сухонькая, сгорбленная, скорее похожая на старуху. Усугубляло это впечатление и пальто с облезлым заячьим воротником, и старая шаль, закрывавшая голову, оставляя открытым только изрезанное морщинами лицо.

– Ох, бабуля… – вздохнул Осип Ефремович. – Я же говорю вам…

– Какая я тебе бабуля, милый, – улыбнулась женщина. – Мне покудова сорок семь только. Жизнь, правда, не сладкая досталась, видно, и верно старухой выгляжу..

– Нда-а… – опять вздохнул Осип Ефремович, тасуя фотографии, как карты. Потом разложил их на столе – шесть снимков. На пяти изображены молодые веселые ребята, на шестой – мужчина средних лет.

– Попроси, мил человек, уж как тебя и просить-то не знаю. Деньжонок у меня нету, но я тут собрала, что могла… яиц десяток, сальца кусочек. – Женщина взяла со стула белый тугой узелок, хотела положить на стол перед Осипом Ефремовичем, но тот отстранил ее решительным жестом.

– Вы с ума сошли, гражданка? Вольф Григорьевич помогает людям бесплатно, сколько раз говорить можно? – Осип Ефремович вновь посмотрел на фотографии. – Значит, пятеро сыновей и муж?

– Именно так, мил человек, пятеро… Иван, Петр, Гришка, Витюша и Игоречек, самый младшенький… и муж Николай Григорьич…

– Ты же сказала, что младшенькому, ну Игоречку – только шестнадцать исполнилось – как же он-то в армию попал? – недоверчиво спросил Осип Ефремович.

– Так сам убег! – горестно качнула головой женщина. – Как братья ушли, так на другой день и он убег… Разве за ими углядишь?

– А надо было глядеть, мамаша! – Осип Ефремович смешал фотографии. – Ладно, сделаю для тебя исключение… попрошу.. Приходи завтра, мамаша… Все путем будет, – улыбнулся Осип Ефремович. – Да я тебе сейчас могу сказать – живы твои орлы, ей-богу, живы! И муж живехонек!

– А ты что, тоже в энтом деле понимаешь? – встрепенулась женщина.

– С кем поведешься, от того и наберешься! – засмеялся Осип Ефремович. – Я с ним столько мучаюсь, что тоже сквозь время видеть научился…

– Ой, батюшки-светы, неужто правда? – заулыбалась женщина.

– Да пошутил я, мамаша, пошутил… – помрачнел Осип Ефремович. – Но твои живы, вот я сердцем чую, что живы.

– Да тьфу на тебя, шутник чертов! – Женщина сгребла со стола фотографии и пошла к двери, обернулась: – Стыда у тебя нету, э-эх, проходимец, прости Господи… – и с силой хлопнула дверью…

– Вот гражданка спрашивала, можно ли ей мысленно дать задание товарищу Мессингу? – громко проговорила со сцены Аида Михайловна. – Прошу вас, гражданочка, пройдите на сцену! Смелее! Смелее!

В середине зала встала стройная молодая женщина в гимнастерке и начала медленно пробираться к проходу. Вместо левой руки у нее был пустой рукав, заправленный под ремень. И люди поспешно вставали с кресел, освобождая ей дорогу, по-особенному, с состраданием и уважением смотрели на нее.