Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Полицейский в это время осматривал убитых. Подошел к младшему, наклонился, разглядывая его, перевернул на спину. Подошел и Мессинг, молча посмотрел на лежащего на мокрой земле паренька. Сыпал дождь, и капли стекали по неподвижному смуглому лицу.

Полицейский выдернул из руки паренька ассигнации, разогнулся:

– Ваши? Возьмите. – Он протянул Мессингу деньги.

– Да не нужны они мне! Зачем вы его убили?! – почти выкрикнул Мессинг и быстро пошел по аллее.

– Возьмите их себе, – сказал Цельмейстер.

– Благодарю вас, сеньор. – Деньги мгновенно исчезли в широкой лапе полицейского.

– Вот моя визитка. Если понадоблюсь для свидетельских показаний, вызывайте.

– Благодарю вас, сеньор. Если понадобитесь, вызовем, – улыбнулся полицейский. – Вас проводить?

– Обязательно. Этот парк полон бандитов, – ответил Цельмейстер. – И не упускайте моего друга из вида.

И они заторопились по аллее в ту сторону, куда ушел Мессинг…

Измочаленный, в промокшем пальто и шляпе, с которой стекала вода, Цельмейстер вошел в номер Мессинга, включил свет в прихожей и посмотрел на вешалку – пальто и шляпа Вольфа висели на месте. Он открыл дверь и вошел в гостиную, тоже включил свет: все в порядке, на столе фрукты в вазе, бутылки с вином, чистые бокалы… Цельмейстер огляделся и пошел в следующую комнату – кабинет, снова огляделся и вошел в спальню.

На кровати, одетый, лежал Мессинг и смотрел в потолок.

– Черт бы тебя побрал, – сказал устало Цельмейстер. – Мы с полицейским весь парк обшарили – как сквозь землю провалился… Разве так можно, Вольф? Мне было плохо с сердцем…

– Питер, я хочу домой, – сказал Мессинг, глядя в потолок.

– Ну и что? Думаешь, я не хочу? – сказал Цельмейстер. – Но между «хочу» и «возможно» бездонная пропасть, Вольф. У нас контракты на два года вперед. Расписан каждый месяц, тебя ждут люди… билеты продаются за два месяца до твоего выступления…

– Я хочу домой, – повторил Мессинг. – Я хочу увидеть мать… отца…

– Сделай над собой усилие, и ты их увидишь в своем воображении.

– Я хочу увидеть их наяву, Питер. Я хочу увидеть Париж… Вену.. Варшаву…

– Ничем не могу помочь, драгоценный ты мой Вольф, – развел руками Цельмейстер и снял мокрую шляпу, с полей которой стекала вода.

– Завтра же ты заявишь о расторжении всех контрактов. Три месяца я отработаю – и ни дня больше.

– Мы разоримся, Вольф. У нас не будет денег даже на дорогу в Европу.

– На дорогу заработаем. Завтра ты заявишь о расторжении всех контрактов. Или я сам это сделаю.

Цельмеистер молчал. Он как-то вдруг постарел сразу, сгорбился, и вид у него, в мокром пальто, сбившемся на сторону галстуке и мятой рубашке, был жалкий.

– Ну, что ж, может быть, ты и прав… – проговорил он после долгой паузы. – Вообще-то давно пора домой… мотаемся, как летучие голландцы. А в Париже сейчас весна… жареные каштаны… Монмартр… На площади Согласия проституток полно… и на Елисейских… И в Берлине тоже хорошо. Правда, там этот сумасшедший Гитлер, но все равно… Как думаешь, Вольф, ведь там тебя не забыли и мы сможем заключить новые контракты? Или ты не хочешь больше выступать?

– Не хочу, но буду… – ответил Мессинг, все так же глядя в потолок.

– Вот это хорошо, – мгновенно просиял Цельмеистер. – Я всегда знал, что ты настоящий друг. Я завтра же дам телеграммы в Париж и Берлин! И в Варшаву! У меня там знакомые импресарио. Я запрошу у них возможность гастролей… Наверное, ты прав, Вольф, мне тоже до чертиков надоела эта цыганская жизнь! Давай-ка выпьем по этому поводу! Я сейчас Леву позову, – Цельмеистер быстро вышел из спальни, прошел в кабинет, стянув с себя на ходу мокрое пальто, швырнул его на диван, вышел в гостиную и, схватив телефонную трубку, проговорил по-испански:

– Сеньорита! Соедините меня с тридцать шестым номером. Благодарю вас… Лева, ты спишь? Ну конечно, спишь, подлец. Напяливай штаны и рубаху и быстро в апартаменты Вольфа. Зачем? Я тебе тут скажу. Сейчас сказать? Лева, мы едем домой! В Европу! В Париж, Лева! В Берлин, Лева! В Вену! Нет, не сошел с ума. Это Мессинг сошел с ума… Сейчас увидишь. Приходи быстро, а то я один все вино выпью!

Вольф лежал на кровати, смотрел в потолок и слышал неразборчивый голос Цельмейстера, доносившийся из гостиной. Он закрыл глаза и притворился, что спит.

Варшава, 1939 год, немецкая оккупация

Посреди булыжной мостовой вдруг тяжело шевельнулась металлическая крышка люка, приподнялась и со скрежетом поползла в сторону. Из отверстия показалась голова в кепке – это был проводник Збышек. Он с трудом выбрался наверх, протянул внутрь люка руку и помог выбраться на мостовую Мессингу.

– Ну, все, – сказал Збышек, отряхивая пальто. – В ту сторону не ходите – там патрулей много, там выход из гетто. А все живут дальше. Бараки, сараи, склады – сами увидите.

– Благодарю вас… В этих бараках тоже живут? Все окна погашены. – Мессинг достал пачку ассигнаций, протянул их Збышеку.

– Везде живут. Просто боятся свет зажигать. – Збышек, не считая, сунул деньги в карман пальто и быстро пошел по улице вдоль приземистых кирпичных строений с черными безжизненными окнами. Скоро он растворился в темноте.