Вольфганг Амадей. Моцарт

Там их ждёт накрытый на четверых стол, пахнет ароматным кофе, а у двери стоит Бабетточка, готовая услужить гостям и хозяевам. Лукавая улыбка выдаёт, что все тревоги, вызванные появлением в её жизни Дон-Жуана, остались в прошлом. Но прежде чем они приступают к трапезе, Йозефа подхватывает своего друга Моцарта под руку и увлекает в музыкальный салон к спинету.

   — Так, а теперь приступайте к своим обязанностям. А я постараюсь заслужить право исполнять эту арию!

И Йозефа поёт. Она вкладывает в исполнение арии столько чувства, будто текст, положенный на музыку, задевает самые нежные струны её души. А ведь поёт она о том, как трудно и больно воину, идущему на смерть, расстаться со своей возлюбленной. Но композитор, как он сам позднее выразился в письме, «прошёлся в этой арии по всей шкале переживаний, от жгучей страсти до мрачного самоотречения» — и певице удаётся передать всю боль страдающего сердца.

Её «о саrа, addio per sempre!» — «любимая, прощай навсегда!» звучит с потрясающей силой. Какая сила переживаний выражена в этой небольшой вещи, которая давно жила в Моцарте, но родилась благодаря прихоти Судьбы!

Несколько долгих минут они оба молчат, а потом он обнимает певицу и охрипшим от волнения голосом повторяет:

   — О, благодарю! Благодарю! Йозефа! Йозефа!

   — Прощай, дорогой, — шепчет она в ответ. — Но не навсегда, а лишь на короткое время!

   — На всё Божья воля, — тоже шёпотом отвечает он.

Йозефе почему-то кажется, что глаза Вольфганга Амадея влажно блестят.

X

По возвращении в Вену Моцартам в который раз приходится перебираться на новую квартиру, теперь городскую, «У полотняных аркад». От идиллического домика в саду «У деревенской дороги» приходится отказаться из-за непомерных требований домовладельца. Лето, которое они провели в постоянных стычках с ним, Моцарты всегда будут вспоминать как страшный сон.

Опять у них тысяча забот по хозяйству, надо сменить обстановку, прикупить то да се. Сейчас Моцарты могут себе это позволить, ибо пражская антреприза основательно пополнила их казну, так что Штанцерль наконец-то получает обещанный ей ещё в Зальцбурге дорогой браслет.

Вообще, когда у Моцарта появляются деньги, щедрость его не знает границ. Доброта — одна из главных черт Вольфганга Амадея, и с ней накрепко связана постоянная готовность обрадовать и осчастливить людей. Этим постоянно пользуются тёща и младшая сестра Констанцы.

Даже Констанца не так рада встрече с сыном, как Вольфганг Амадей. Он привёз для него целую кучу подарков. Маленький Карл — ребёнок очень живой и любознательный. К музыке он как будто тоже имеет склонность, но нет в нём ни той истовости, ни того упорства, что были присущи маленькому Вольферлю. Он любит слушать, когда играет отец, но самого его к инструменту не тянет. А вот в чём он явно идёт по следам отца, так это в любви к животным. Нет для него большего удовольствия, чем пополнить свой террариум или аквариум ещё одним живым существом. Отец проводит много времени с сыном, наблюдая и ухаживая за животными.

Не успели Моцарты обставить новую квартиру, как Вену облетает слух о кончине кавалера Кристофера Виллибальда фон Глюка. Любителя лукулловых пиров хватил удар прямо за обеденным столом — он умер «смертью джентльмена», как потом писали английские газеты. Самого знаменитого композитора Вены хоронят с подобающими почестями. В траурной процессии участвуют Моцарт с Йозефом Гайдном. Возвращаясь после церемонии погребения, они вступают в разговор.

   — Любопытно было бы узнать, кто унаследует после Глюка должность придворного композитора, — говорит Гайдн.

   — Ну, Сальери, конечно, а то кто же? — удивляется Моцарт.

   — Так далеко император не зайдёт. При всём своём пристрастии к итальянской музыке он не поставит на эту почётную должность итальянца. Между нами говоря, Сальери всего лишь один из многих...

   — Что это на тебя накатило? Для императора и для Розенберга Сальери — музыкальный гений недосягаемого уровня.

   — И всё же... Делая свой выбор, император не позволит себе отдать место верховного жреца Жаку-простаку. По-моему, на сей раз выбор падёт на тебя.

   — На меня? Смех, да и только! Меня, у которого слишком много нот! Меня, осмелившегося положить на музыку «Фигаро» и «Дон-Жуана»? Нет, папа, ты жестоко заблуждаешься!..

Однако в данном случае заблуждается Моцарт. Проходит всего три недели после похорон Глюка, как дворцовый посыльный приносит ему грамоту, из которой следует, что в соответствии с императорским указом он назначается императорским и королевским придворным музыкантом с годовым окладом в восемьсот гульденов. Не в пример своему мужу, Констанца просто ликует, потому что видит в звании «императорский и королевский придворный музыкант» неожиданную возможность возвышения, которая льстит её тщеславию. Констанцу смущает только сумма оклада.

   — Одного я не понимаю, — говорит она. — Восемьсот гульденов? Маловато для императорского камер-композитора, правда?