Волга (июль 2007)

Работа разведок стран Антанты после февраля 1917 года предопределила развитие ситуации на столетие вперед. Первым делом Совет рабочих депутатов принял решение о развале русской армии. А что принял первым делом якобы параллельный орган власти - Временное правительство? Пакет распоряжений О ВРЕДЕ ПОЛИЦЕЙСКОЙ И РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВООБЩЕ. Не надо полиции, не надо разведки, не надо министерства внутренних дел (это в условиях мировой войны!) На кого же опереться молодой русской демократии, если полицейские и контрразведчики - злостные враги-монархисты, вынашивающие контрреволюционные планы? Конечно, на доблестных союзников - великие демократии Англии и Франции. Те по доброте душевной совершенно бесплатно сделают в России и сеть антигерманских осведомителей, и резидентуру, да и расправе с черносотенцами из упраздненного МВД помогут. И помогли. Да так, что до сих пор рассказывать об этом историков революции перекашивает. Чтобы понять, до чего дошло, приведу всего один пример: депутат первой государственной думы от Симбирской губернии (и по совместительству шпион) Алексей Аладьин в 1917 году прибыл в Россию в форме лейтенанта английской армии. Мол, вы тут, сволочи, коронованному извергу ручки целовали, а я как подданный его величества короля Георга приближал торжество Правды. Чем и горжусь. Чего тут скрывать?

Так что списки были пристроены сразу. Оригиналы с диппочтой (сотни и тысячи папок) отправились через Финляндию в столицы «союзников», а с обработанными выжимками стали работать агенты на местах. Так началась знаменитая ЧеКа - почти за год до своего официального учреждения. И сломленный, опущенный наркоман-провокатор Дзержинский, бывший член ЦК РСДРП, пришелся англо-французской разведке очень ко двору. Сначала ему сделали протекцию, ввели в узкий круг партийного руководства большевиков, а потом, после октябрьского переворота, поставили главой ВЧК. В качестве зиц-председателя, прикрывающего работу настоящих специалистов (например, «Якова Петерса», старшего офицера Intelligence Service, женатого на английской миллионерше Мэй Фримен). Впрочем, закомплексованное ничтожество приносило пользу - в качестве личного эмиссара Ленина и в качестве остервеневшего от злобы садиста, задающего тон всему ведомству. Только для правильной работы даже самой костоломной тайной полиции одного куража мало. Нужен ОПЫТ, приобретаемый десятилетиями, и необходим определенный уровень интеллекта, чтобы хотя бы учиться на своих ошибках. Ни того, ни другого у Дзержинского, которого Ленин ядовито прозвал «конем ретивым», не было.

Формально Дзержинский находился во главе советской тайной полиции вплоть до своей кончины в 1926 году, но фактически от работы в ведомстве террора он стал отходить с началом нэпа, когда Ленин убрал его с поста наркома внутренних дел и сделал наркомом транспорта. Для Ильича это был типичный шахматный ход: ему был нужен террор против старорежимных железнодорожников-специалистов, относившихся к большевикам с ненавистью. С другой стороны, неизбежная после чистки спецов дезорганизация транспорта позволила бы списать одиозного Дзержинского в утиль. То, что в 1922 году дни Дзержинского были сочтены, показывает следующая записка Ленина.

«Мне пришлось на днях ознакомиться лично с состоянием автодрезин ВЧК, находящихся, очевидно, в совместном заведовании ВЧК и НКПС. «…» Состояние, в котором я нашел автодрезины, хуже худого. Беспризорность, полуразрушение (раскрали очень многое!), беспорядок полнейший, горючее, видимо, раскрадено, керосин с водой, работа двигателя невыносимо плохая, остановки в пути ежеминутны, движение из рук вон плохо, на станциях простой, неосведомленность начальников станций (видимо, понятия не имеющих, что автодрезины ВЧК должны быть на положении особых литер, двигаться с максимальной быстротой не в смысле быстроты хода - машины эти, видимо, «советские», т. е. очень плохие, - а в смысле минимума простоя и проволочек, с ВОЕННОЙ АККУРАТНОСТЬЮ), хаос, разгильдяйство, позор сплошной. К счастью, я, будучи инкогнито в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не казенно-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рассказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслыханно позорная, развал и безрукость полнейшие. Первый раз я ехал по железным дорогам не в качестве «сановника», поднимающего на ноги все и вся десятками специальных телеграмм, а в качестве неизвестного, едущего при ВЧК, и впечатление мое - безнадежно угнетающее. Если таковы порядки особого маленького колесика в механизме, стоящего под особым надзором САМОГО ВЧК, то могу себе представить, что же делается вообще в НКПС! Развал, должно быть, там невероятный».