Волга. История главной реки России

Крепостных среди всех крестьян больше всего было в центральных провинциях Российской империи; с удалением от Москвы их количество сокращалось, а в Сибири крепостного права почти вовсе не было. Во многом это было связано с качеством почвы, но в результате статус крестьянина оказался тесно связанным с его национальным происхождением. Подавляющее большинство крепостных крестьян Поволжья было русскими, в то время как татары, чуваши и марийцы были чаще всего крестьянами государственными. Например, в Казанской губернии в Среднем Поволжье на восточном берегу государственные крестьяне с начала XVIII до начала XIX века составляли 75 % сельского населения[456]. Было подсчитано, что 86 % сельских жителей чувашского происхождения, обитавших в основном на западном берегу Волги, в 1763 году были государственными крестьянами[457].

Земли в России было предостаточно, а вот тех, кто мог бы ее обрабатывать, – мало. Поэтому статус русской знати определялся числом крепостных, которыми они владели. Как заметила одна английская путешественница, «богатство знатного человека в России исчисляется не землями, которыми он владеет, или зерном, которое он может поставить на рынок, но числом его рабов [крепостных]»[458]. Однако лишь некоторых дворян в империи можно было назвать сказочно богатыми: у них были обширные земли, десятки тысяч крепостных в различных губерниях, прекрасные дома в имениях и в Санкт-Петербурге; 60 самых богатых дворян имели от 5 до 30 тысяч душ[459].

На Верхней Волге, которая исторически была этнически русской территорией и вошла в состав Московского княжества уже к концу XV века, имелись крупные поместья, как и на западном берегу среднего течения Волги в Саратовской губернии, где земля была самой плодородной. Самым богатым семейством Российской империи были Шереметевы. Граф Н. П. Шереметев в конце XVIII века владел 185 610 крепостными и более чем 10 500 кв. км земли по всей империи, а его годовой доход превышал 600 тысяч рублей. Одно из поместий Шереметева, Молодой Туд в Тверской губернии на Верхней Волге, простиралось на 800 квадратных километров, а жило там около 15 тысяч крепостных[460]. В Ярославской губернии были земли знаменитых семейств Шереметевых и Голицыных, а также Лобановых и князя Барятинского[461]. Орловы, еще одно известное семейство (двое братьев Орловых помогали Екатерине II захватить трон в 1762 году), владели поместьем Усольск в Самарской губернии на Средней Волге, которое состояло из 36 деревень, где жили 26–27 тысяч крестьян[462].

Размер вотчин знати, впрочем, мог быть самым разным. Так, в Симбирской губернии, где земля была далеко не так плодородна, как в Саратовской, одним из самых богатых помещиков был А. Н. Зубов, владевший 193 крестьянскими семьями (869 крестьянами), а многие имения на Средней и Нижней Волге насчитывали всего 100–200 крепостных или даже меньше; в районе дельты поместий почти не было[463]. Когда крепостные присоединялись к крупным казачьим восстаниям на Волге в XVII–XVIII веках, это часто было связано с желанием отомстить особенно жестоким помещикам и их управляющим. Утверждается, что с особой жестокостью участники пугачевского бунта относились к владельцам мелких поместий, где крестьяне видели своих хозяев почти ежедневно; в других частях империи богатые дворяне доверяли ведение дел управляющим и со своими крестьянами непосредственно почти не контактировали.

Государственные крестьяне русского и нерусского происхождения, по мнению крепостных, находились в несколько лучшем положении, поскольку не испытывали непосредственного угнетения (или, во всяком случае, вмешательства в свою жизнь) со стороны помещиков или их управляющих. Напротив, крепостным приходилось мириться с тем, что помещики и управляющие решали, сколько дней они будут работать на помещичьей земле; их могли произвольно переводить в другие поместья или брать на двор, тем самым изымая из деревни. Когда крепостные говорили о «воле», то имели в виду волю государственных крестьян вести жизнь без вмешательства помещиков и управляющих. Сибирь считалась «вольной», поскольку там почти не было крепостных; до 1649 года крепостные Поволжья бежали через Урал и становились государственными крестьянами в Сибири в поисках лучшей, «вольной» жизни. Это не значило, что государственные крестьяне жили более зажиточно: в конце концов, в дворянских поместьях пахотная земля обычно была лучшего качества, к тому же при неурожае крепостные могли рассчитывать на кое-какую защиту. Один англо-ирландский путешественник отметил, что «обращаться с ними [крепостными] мягко в интересах хозяина. Его богатство составляют его крестьяне, и если он начинает их угнетать или не обращает внимания на их страдания, то быстро страдает от этого сам и разоряется»[464]. Государственные крестьяне тоже были прикреплены к своей деревне коллективной повинностью общины перед государством, как и крепостные (см. ниже).