Воля богов!

— Это Сизиф, — пояснил Гермес. — Его здесь всем в первую очередь показывают. Наказан в назидание будущим поколениям, чтоб все знали, что боги так могут покарать, что и после смерти покоя не будет.

— За что ж его так? — ужаснулся Парис.

Гермес таинственно улыбнулся.

— Всё-то тебе знать нужно! Было за что, раз наказали, — тут он увидел испуганное лицо Париса и, рассмеявшись, пояснил: — Своевольничал, богов обманывал, судьбы избежать хотел. Короче, тебе бояться нечего — он полная твоя противоположность, а тебя на том берегу ждёт что-то совсем другое. Ты не думай, что там всем плохо. Кто с богами ладил, тому и на том свете очень даже тёпленькое местечко выделят. У тебя есть хорошие связи, а больше человеку ни в жизни, ни в смерти ничего не надо. Я знаю, что Афродита сегодня встречалась с Аидом. Они наверняка говорили о тебе, а Афродита умеет убеждать, пожалуй, не хуже меня, так что тебе бояться нечего — всё будет хорошо.

Гермес поднял руку и подозвал лодку.

— Кто такой? Свидетельство о погребении покажь! — потребовал неприветливый перевозчик.

— Всё будет, Эребыч, — ответил за Париса Гермес. — Прими под мою ответственность. Распоряжение Самого: «Не затягивать». А ну, назад! — прикрикнул он на покойников, пытавшихся вскочить в лодку. — Мест не занимать! Спецрейс! Попутчиков не берём!

«Позор!», «И здесь всё по блату!», «Развели любимчиков!» — заголосили мертвецы.

— Да вы что, Париса не узнали?! — заорал Гермес, перекрикивая вой толпы.

Мертвецы замолчали, отступили, и вдруг вся эта толпа разразилась аплодисментами. Парис, уже стоявший в лодке, растерянно огляделся, смущённо кланяясь на все стороны.

— Видишь, Сашок, как тебя все любят, — умилился Гермес. — Мне Аид говорил, что почти всё население преисподней только и мечтает, чтобы ты поскорее к ним присоединился, так что тебя ждёт тёплый приём.

Харон поднял весло, чтобы оттолкнуться от берега, но Гермес его задержал.

— Слушай, Саня, — сказал он. — На том берегу ты забудешь всё, что было…

— Неужели всё? — перебил его Парис.

— Или почти всё. Так считается — сам я там не был, и не очень хочется. Так вот, пока ещё ты всё помнишь, скажи мне напоследок как есть: почему всё-таки ты выбрал из трёх богинь Афродиту, а не Геру или Афину? Ведь их предложения и их покровительство были куда как надёжнее и практичнее.

Взгляд Париса посветлел, хоть и остался печальным:

— Вы ведь всё равно не поверите.

— Скажи правду — поверю.

Парис немного помолчал, опустив глаза, а потом вздохнул и ответил:

— Из всех трёх Афродита была самая красивая.

— Только поэтому?

Парис кивнул.

Харон оттолкнул лодку от берега и поплыл туда, откуда почти никто из смертных не вернулся. Гермес смотрел ему вслед, пока не убедился, что Парис успешно вышел на другой стороне. Его спутник уже скрылся из виду, а посланник богов всё не уходил, вглядываясь во тьму того берега Стикса. Он думал над ответом Париса. Гермес знал, что это была правда, но почему-то смысл сказанного никак не укладывался у него в голове. «Всё равно никто никогда не поверит, что Парис решил так не из-за Елены», — подумал, наконец, Гермес и, развернувшись, пошёл прочь.

«Никогда нам не понять этих смертных», — мысленно подытожил он.

А у смертного одра Париса в это время остались только его вдова Елена и брат Деифоб. Эней вышел, чтобы сообщить родителям погибшего ужасную весть.

Деифоб посмотрел на Елену. Её умные зелёные глаза глядели прямо и нагло. Она улыбалась то ли со злостью, то ли с сарказмом. Этот взгляд привёл Деифоба в бешенство.

— Сука! — зарычал он и, схватив со стола нож, замахнулся на Елену.

Та нисколько не испугалась. Теперь в Трое, где все её ненавидели, у неё не осталось больше защитников, но она не выглядела растерянной — осклабившись, она прямо и насмешливо смотрела на пылающего гневом Деифоба.

— Сука! — снова завопил тот и резким движением сорвал с неё платье.

Елена расхохоталась.

План Афины

После бурных событий начала девятого года осады Трои всё постепенно вернулось к прежнему положению. Троянцы укрылись за неприступными стенами города, к ним постоянно подходили новые подкрепления со всех концов мира, а поредевшее войско греков сидело в своём лагере. Никто ни на кого не нападал, и было непонятно, кто кого осаждает.

Смерть Париса, на которую многие рассчитывали, надеясь, что она принесёт, наконец, долгожданный мир, ничего не изменила: Елена вышла замуж за его брата Деифоба, и война продолжилась.

Ни сын Ахилла, ни лук и стрелы Геракла, на которые греки возлагали столько надежд, не принесли желаемого перелома в ходе войны. Оказалось, что когда войско осаждает город, а численное преимущество при этом явно на стороне осаждаемых, не помогает ни присутствие известных героев, ни наличие чудесного оружия — неприступные стены города, мужество и многочисленность его защитников сводили на нет все надежды греков.