Воля Демиурга

— В чём-то догадки ваших учёных верны, но на самом деле мироздание значительно сложнее. Я говорил о веере миров, а не о мировом древе. Дерево мира — основа мироздания. Оно состоит из центрального ствола, от которого отходят боковые ветви, а от тех — свои ветви, большие и малые. От тех, в свою очередь, отходят ветви помельче, и так, теоретически, до бесконечности, поэтому аналогия с физическим деревом достаточно условна. Иногда дерево мира называют кустом миров. На ветвях этого древа располагаются листья. Или цветы, как говорят некоторые поэты. Эти же поэты сравнивают цветы дерева мира с лепестками ромашки, а кто-то видит аналогию в лепестках веера. Отсюда же и другое название конечных образований дерева мира — веер миров. Вот к одному из таких вееров, принадлежащих небольшой боковой ветви древа миров, и принадлежит этот мир. Древо миров настолько же сложнее веера миров, насколько сам веер сложнее каждого входящего в него локального мира. И насколько вселенная сложнее одной-единственной планетной системы.

— И вы свободно путешествуете и творите в пределах всего древа?

— Нет, для этого я пока недостаточно могуществен. Я действительно уже могу покидать наш веер и путешествовать по близлежащим ветвям мирового древа, но, до момента сотворения… пусть, для простоты вашего понимания это будет зародыш, или почка… Вот до момента создания собственной почки, или зародыша нового веера на одной из ветвей мирового древа я вне нашего веера миров обычный гость, не обладающий тем могуществом, которым обладаю здесь. Можно считать, что сейчас я привязан к нашему вееру миров и могу полноценно творить лишь в его пределах. Я могу создать новую вселенную в рамках этого веера, но не могу сотворить даже её убогое подобие в любой другой узловой точке древа миров. Для этого мне сначала необходимо укорениться, создать так называемый плацдарм, или зародыш нового веера миров. А для этого я должен быть не рядовым демиургом, которым был в начале своих экспериментов, а достаточно опытной, умудрённой жизнью сущностью, не только знающей, что она делает, но и осознающей последствия своих действий. Вполне, кстати, разумное ограничение, наложенное создателем нашего Древа — ведь при случайном или преднамеренном уничтожении единичной вселенной веер теряет всего один свой лепесток. Незначительная потеря для веера — всё равно, что лесу потерять один из своих листьев. Сложно сказать про весь наш веер, но только от моей руки уже погибло как минимум несколько миллионов созданных мною же для различного рода экспериментов подобных лепестков, пока я не выяснил, что до бесконечности подобные эксперименты проводить нельзя — слишком частое и массовое уничтожение лепестков веера, равно как и слишком масштабное их прибавление, дестабилизирует весь веер. Веер миров ведь можно как создать, так и уничтожить, пусть это и потребует гигантских усилий, превышающих усилия, потребные для уничтожения миллиардов вселенных. Повреждённый вследствие уничтожения миллиардов вселенных веер просто отвалится от ветви мирового древа, из которой он вырос, как засохший цветок отлетает от ветви куста, после чего, лишённый связи с основой, со временем схлопнется в сингулярную точку и исчезнет. Возможно, я неправ, и наш веер более устойчив — для его повреждения потребуются значительно более глобальные разрушения, но итог вмешательства будет один. Веер миров нашей реальности вообще тяготеет к постоянству и всячески препятствует как сокращению общего количества входящих в него миров, так и к их прибавлению — по-видимому, такова была воля его создателя.

— Но постоянство — это отсутствие движения! Как тогда можно было создать наш веер?

— Не совсем так. Постоянство — это также равномерное поступательное развитие. И создавать, и уничтожать вселенные можно, только делать это надо равномерно.

— Но тогда творение мира будет занимать слишком много времени!