Ильвану в клане ценили — она являлась отличным специалистом, яркой звездой даже в плеяде таких же талантливых учёных. Гениальный учёный с феноменальной работоспособностью, смысл своей жизни она видела в работе, пропадая в лабораториях всё свободное время. За ней уже числились десятки успешных проектов и несколько диссертаций. Ильвана занимала должность начальника отдела генетических исследований и могла бы взлететь значительно выше, если бы не её длинный язык и строптивый характер. Решения руководства она в любой момент могла оспорить, тут же высказав своё собственное мнение. Это не нравилось никому, несмотря на то, что мнение Ильваны в большинстве случаев оказывалось верным и случаи, когда решения руководства менялись на основании критических высказываний Ильваны, случались нередко. Сомнению она могла подвергнуть даже мнение матриарха — в тех исключительных случаях, когда считала его неоптимальным. Слово «неверное» она благоразумно не произносила — подобное не простили бы даже ей. Правда, до открытого неповиновения дело никогда не доходило — Ильвана отлично чувствовала границы дозволенного, и если приказ был чётким и однозначным, она, разумеется, выполняла его.
Вот так, аккуратно балансируя по самому краю, она и дожила до своего шестого цикла, обоснованно полагая, что так будет всегда — руководство, зная не только строптивый характер подчинённой, но и несомненную пользу столь талантливого и перспективного учёного для клана, закрывало глаза на все выходки Ильваны, ожидая от неё только одного — результата. Можно было сказать проще — Ильвану ценили, к ней прислушивались и многое прощали. До этого момента женщина оправдывала все самые оптимистичные прогнозы руководства… И вот сейчас, тихонько забившись в уголок приёмной, гадала, для чего её вызвала к себе стальная госпожа. Дождалась — секретарша вежливо пригласила её в кабинет матриарха. Едва справившись с дрожащими ногами, Ильвана проследовала в кабинет и замерла у порога, не в силах поднять глаза на сидящую перед ней за массивным столом из дарнийского граба красивую женщину с мощной, почти осязаемой аурой властности. Дверь за ней сразу же захлопнулась. В звенящей тишине неожиданно громко прозвучал мелодичный, наполненный обертонами голос матриарха:
— Ильвана Камэни, тридцать один биологический сол и сто восемьдесят второй полный, начальник отдела фундаментальных генетических исследований седьмого кланового института фундаментальной генетики. Не замужем, постоянный партнёр отсутствует, есть дочь, ста тридцати восьми полных сол, живёт отдельно, контактов с матерью практически не поддерживает. Всё правильно?
— Да, госпожа, — тихо прошептала Ильвана.
— Говори громче, я плохо тебя слышу, — голос матриарха набатом ударил в уши женщины, заставив её задрожать. Найдя в себе силы, срывающимся голосом она достаточно громко повторила:
— Да, госпожа!
— Уже лучше… Не стой в проходе и не трясись, как осенний лист. Проходи, садись, — матриарх небрежным жестом указала Ильване на стоящее перед ней низкое кресло.
Женщина робко подошла к креслу и уселась на его краешек, продолжая буравить взглядом пол. А матриарх продолжила:
— Чаша моего терпения переполнилась, танья Ильвана. Твои дерзость и неповиновение перешли всякие мыслимые и немыслимые границы. Я давно наблюдаю за тобой, ожидая, что твои пререкания с руководством объясняются исключительно твоей молодостью, и со временем этот недостаток пройдёт. Однако детство давно закончилось, а язык твой по-прежнему несдержан. Ранее тебя спасала польза, приносимая клану, но ты должна была отдавать себе отчёт, что так не может продолжаться вечно. Ты, несомненно, ценный и талантливый работник, но неужели ты возомнила себя незаменимой? Поверь, это не так — незаменимых людей у нас нет. Все твои таланты, сколь бы ни были они полезны для клана, не перевесят одного твоего слова, сказанного не к месту и не в то время. Надеюсь, ты сама знаешь, о каких словах я сейчас говорю. Или ты сейчас и со мной будешь спорить?
— Нет, госпожа… — всего два коротких слова из пересохшего, сжатого спазмом горла Ильване удалось выдавить с большим трудом — с каждым словом матриарха её захлёстывала волна невыносимого ужаса, в памяти всплывали короткие строчки закона клана, в которых за открытое неповиновение матриарху полагалось одно наказание — смерть. Ильвана судорожно пыталась вспомнить, считается ли резкое критическое обсуждение приказов матриарха неповиновением, и находила для себя всё больше доказательств, что, наверное, считается…
Матриарх тем временем задала трясущейся от страха женщине следующий вопрос:
— И что мне теперь с тобой делать? Как выйти из сложившейся ситуации? Как ты понимаешь, наказание должно быть назначено, причём тяжесть совершённых тобой проступков исключает мягкий его вариант. Ты с такой лёгкостью умеешь комментировать принимаемые мною решения — так, быть может, назначишь своё наказание сама?