Воля дракона. Современная фантастика Польши

– Знаю, умер спокойно, во сне. – Жордан вновь закрыл останки покрывалом, после чего наклонился и оглядел пол из сосновых досок. На нем виднелись красные, высохшие уже пятна величиной с ноготь, протянувшиеся от кровати до двери. – Любопытно, зачем в этом мирном сне Руфус Зекондин разгуливал по комнате?

– Что вы говорите? – Сасхес одарил Жордана непонимающим взглядом. – Вы намекаете, что мы плохо следили за вашим приятелем? Заверяю…

Доменик вышел и, не обращая внимания на все возрастающее недоумение врача, присел в коридоре, после чего осмотрел пол. Ничего он не нашел – если тут и были какие-то следы, то их давно затоптали.

– Кто-нибудь приходил к Зекондину ночью или рано утром? – спросил он.

Стоявшая у входа в соседнюю палату Юлия слегка вздрогнула, и только по этому можно было понять, что она прислушивается к разговору.

– Нет, никто его не проведывал. – Голос Сасхеса неожиданно окреп. – Вы ведете себя неподходящим образом…

– Вы не можете знать это точно, поскольку каждый может сюда войти с улицы, – сообщил Жордан, а Сасхес тут же покраснел.

– Вы наглец! Никого тут не было. А может, вы наслушались глупостей от старого Никосана? – Он кивнул в сторону второй палаты. – Я вам говорил, что со времени чуда этот человек лишен ясного мышления.

– И что говорит Никосан? – Жордан не собирался ослаблять хватку.

Сасхес пожал плечами.

– Будто под утро за Зекондином пришла сама Смерть. Это глупость, ясное дело, никто разумный в подобные бредни не поверит. Прошу вас уже уйти, наступает время заниматься больными…

Жордан направился в сторону двери, но у порога еще на минуту остановился.

– С какой целью чудо могло у кого-то отобрать ясность мышления?

Он ожидал, что Сасхес ему не ответит, однако толстый доктор неожиданно быстро вернулся к своей добродушной говорливости:

– О, это очень интересная штука! Сеньор Никосан болел давно и примирился со смертью, некоторым образом даже ее ждал, поскольку его финансовая ситуация… сообщу, что она запутана, и для его семьи было бы лучше, чтобы он умер. Все уже готовились к концу, но тут случилась неожиданность: вчера утром пациент проснулся здоровеньким, словно двадцатилетний молодец. Чудо, несомненное. – Сасхес с триумфом улыбнулся так, словно это было его рук дело. – Сеньору Никосану физически ничего не грозит. А вот зато психически… Бедняга это плохо воспринял, и должно пройти какое-то время, чтобы он освоился. Неисповедимы дела Господни, верно? Где вы найдете такой город, как Соур?

* * *

– Что теперь? – спросила Юлия, когда они вышли из больницы на пропеченную солнцем улицу. Жордан непроизвольно прищурился.

– Не имею понятия, – честно признался он. – Мне нужно спокойное место, чтобы все обдумать.

«И поспать, – подумал он. – Не должен я быть усталым в это время, поскольку еще полдень не миновал». Тревожило его это, хотя он всегда мог переложить вину за плохое самочувствие на жару.

Юлия молчала.

– Вы все еще уверены, что удастся найти Клавдию? – немного погодя спросила она.

– Да, – ответил он, хотя уверенности и не чувствовал.

– И что вы с ней собираетесь сделать?

– Наверняка поговорить.

– О том, что случилось в доме?

Он кивнул. Юлия сильно прикусила губу.

– А потом?

– Почему вы, собственно, считаете, будто существует необходимость этого «потом»? – спросил он, и женщина вновь отвела взгляд в сторону.

– Можете вы мне обещать хотя бы выслушать ее?

Вот это он мог абсолютно искренне. Юлия облегченно вздохнула, хотя даже сейчас не выглядела до конца уверившейся.

– Я знаю, где мы можем передохнуть, – сообщила она.

* * *

Адам Бабирей жил на окраине города, в двухэтажном, не до конца отстроенном доме. Первый этаж был почти закончен, только в нем вместо окон зияли дыры, не хватало участка крыши, а с террасы неосторожный гость мог запросто упасть на скалы, о которые разбивались волны.

У стен громоздились кучи высушенных на солнце кирпичей. Они выглядели такими древними, словно работу над домом прервали лет двадцать назад и с этого момента строение лишь старело, превращаясь в руины. Сидевший у двери мальчик, увидев гостей, сорвался с места и с криком бросился внутрь, отбросив мячик из цветных тряпок, который подкатился к ногам Жордана. Тот пнул его, и прогуливавшаяся по замусоренному двору курица громко, протестующе закудахтала.

Женщина, вышедшая им навстречу, также явно не вписывалась в ожидания Жордана. Она была неопрятна, с натруженными работой руками, в платке, из-под которого торчали космы жирных волос. Бедна, неопрятна и очень испугана – она явно не могла быть в родстве с Юлией Августиной. При виде гостей она вытаращила глаза и сказала что-то высоким, резким голосом. В нем слышался подпитанный страхом гнев.

Жордан был уверен, что никто и никогда с такой злостью и страхом не приветствовал возвращающуюся в дом блудную родственницу.

* * *

– Я происхожу из бедной семьи, – сообщила Юлия, когда четверть часа спустя они сидели на втором этаже.