Воля Императрицы

— Но вы можете мне помочь! — прошептала женщина, сжимая Сэндри так сильно, что у той заболели пальцы. — Только вы можете. Если вы не поможете, я наложу на себя руки, клянусь!

Сэндри нахмурилась:

— Я правда не одобряю такого драматизма, Рави… по крайней мере скажи мне своё имя.

— Гудру́ни, Клэйхэйм, — прошептала женщина, склонив голову. — Я не назову вам свою фамилию, взятую от мужа, потому что никогда её не хотела, и желаю избавиться от неё вашей милостью.

Сэндри покачала головой, вздохнув:

— Не вижу, как я могу тебе помочь, — сказала она Гудруни. — Но как бы то ни было, позволь мне надеть халат и тапочки, и давай всё же добавим настоящего света. Потом всё мне расскажешь. А теперь, пожалуйста, отпусти, пока не сломала мне пальцы.

Гудруни лишь сжала её сильнее:

— Поклянитесь своим древнем именем, — взмолилась она. — Поклянитесь мне всеми богами, что не позовёте стражу.

— Клянусь. Хотя вообще-то моего слова дворянки было бы достаточно! — Судя по тому, как Гудруни отвела взгляд, она не разделяла мнения Сэндри насчёт слова дворянина. Сэндри покачала головой, и спросила: — А теперь я могу получить назад мою руку?

Гудруни отпустила её так, будто та превратилась в раскалённые угли. Сэндри помассировала ноющие пальцы, затем встала. Гудруни вскочила на ноги, и взяла халат Сэндри, помогая ей надеть его, в то время как сама Сэндри совала ноги в тапочки. Прежде, чем Сэндри успела сдвинуться с места, Гудруни встала на колени рядом с очагом, разворошив тлевшие угли, и добавив дров. Хотя на дворе была весна, воздух был весьма прохладным.

Сэндри запалила от огня лучину, и с её помощью зажгла фитили на канделябре. «Она должна быть в крайнем отчаянии, чтобы на такое пойти», — подумала она, вспомнив, как её наморнские спутники говорили о расправе с крестьянами, которые не относились к дворянам с должным уважением. «Сомневаюсь, что они снисходительно отнеслись бы к кому-то, кто забрался в дворянскую спальню. Я могу по меньшей мере её выслушать, и позаботиться, чтобы её не наказали». Как только стало светлее, она кивнула на стоявшие у очага кресла:

— Садись. Мне позвонить, чтобы принесли чаю? — Когда Гудруни чуть ли не вскочила из кресла на ноги, Сэндри поморщилась: — Ладно — значит, без чая. Пожалуйста, перестань скакать. — Когда Гудруни снова уселась, Сэндри села сама. — Так, — сказала она, сложив руки на коленях. — Расскажи мне, что тебя сюда привело. И покороче, если можно. Я весь день провела верхом, и хочу отдохнуть.

Гудруни опустила взгляд:

— Десять лет назад я считалась весьма красивой, — мягким голосом произнесла она. — Все парни ухаживали за мной, даже если у них не было шансов, и несмотря на то, что я сама богатой не была. И я была тщеславна, признаю. Я дразнила и флиртовала. А потом ко мне начал наведываться Ха́лмар. — Она тяжело сглотнула, и добавила: — Халмар Я́рун. Ему было за двадцать, мне — меньше двадцати. Он был мельником, как и его отец, и дела у него на мельнице шли хорошо. Он сказал, что с него довольно гулянья, и что пришло ему время заводить детей, и он решил, что я ему сгожусь. — Гудруни вздохнула: — Я ему сгожусь, — повторила она. — Как если бы у него был богатый выбор, и я лучше всего подходила для его нужд. Ох, я была зла. Я послала его куда подальше, и продолжила флиртовать.

По её щекам покатились слёзы.

— Однажды моя мать послала меня собрать грибов на ужин. Я пошла в лес в трёх милях отсюда, где, как я знала, росли боровики — мои любимые. Я их собирала, когда за мной пришёл Халмар. Он догнал меня верхом, схватил, и утащил в пастушеский домик в холмах. Там он меня и держал, согласно обычаю. — У Гудруни задрожали губы. Сэндри нашла в кармане халата носовой платок, и дала его женщине.

— Тогда он меня не бил, нет, — прошептала Гудруни. — Он сказал, что хотел, чтобы я его полюбила. Он сказал, что я полюблю его, и соглашусь выйти за него замуж, иначе я никогда больше не увижу моих родителей. Уходя, он привязывал меня, и возвращался каждый вечер, чтобы меня покормить, и чтобы сказать мне, как меня ему не хватало, пока… пока я не подписала брачный контракт. Жрец принял наши брачные клятвы, точнее — клятвы Халмара, потому что мои им не требовались. Теперь я — его жена, мать двух наших детей.

Сэндри молча слушала эту потрясающую историю, и гнев разгорался у неё внутри, пока ей так не сдавило горло, что она едва могла дышать.

— Ты вышла за мужчину, который так с тобой поступил? — потребовала она, когда Гудруни замолчала. — Ты живёшь в доме с мужчиной, который так с тобой обращался? — Она вскочила на ноги, и воскликнула: — Где твоя гордость? Как ты могла носить от него детей? Как ты могла делить с ним ложе?

Гудруни глядела на неё так, будто Сэндри вдруг начала говорить на древне-курчальском.