Воля к истине - по ту сторону знания, власти и сексуальности

Ближайшей рамкой для вопроса о "техниках себя" у Фуко оказывается, стало быть, вопрос о способах, которыми "субъект" конституирует себя в качестве объекта возможного знания, и - поскольку способы эти историчны тема {i}истории субъективности.{/i} "Можно было бы сказать, что история "заботы о себе" и "техник себя",- продолжает Фуко в резюме лекций за 1980-1981 год,- это только способ писать историю субъективности; писать, однако, уже не через разделы между сумасшедшими и не-сумасшедшими, больными и не-больными, преступниками и не-преступниками, не через конституирование поля научной объективности, дающего место живущему, говорящему, работающему субъекту, - но через установление и трансформации в нашей культуре некоторых "отношений к себе", с их технической оснасткой и эффектами знания" ({i}ibid.,{/i} p. 135).

Это и есть то "обращение перспективы", о котором Фуко говорит в публикуемой в настоящем сборнике беседе. Об этом же "обращении" говорит и {i}Франсуа Эвалъд{/i} во вступительной заметке к специальному номеру {i}Magazine litteraire,{/i} посвященному выходу двух последних книг Фуко. В {i}Воле к знанию,{/i} замечает Эвальд, в фокусе внимания Фуко вновь появляется тема "субъекта"; здесь она, однако, берется еще в рамках "проблематики власти, с которой Фуко в скором времени - следуя спирали, характерной для движения его мысли,- как раз и будет постепенно разотождествляться. Не для того, чтобы отрицать ее, но для того, чтобы в некотором смысле ее обойти и переформулировать в новой перспективе" ({i}Magazine litteraire,{/i} 1984,

{i}433{/i}

р. 17). Действительно, проблематика власти после {i}Воли к знанию{/i} трансформируется в проблематику "правления" (самим собой и другими), а тема "субъекта" окажется вписанной в рамки истории форм субъективности и анализа способов субъективации. Именно это имеет в виду Эвальд, говоря об "обращении перспективы": в двух последних работах Фуко анализируется "тот способ, каким субъект конституирует себя в качестве субъекта в некотором поле, где он свободен по отношению к кодексам и запретам,- конституирует себя соответственно процедурам {i}субъективации{/i} [...]" (ibid.).

Здесь, однако, мы имеем дело не просто с изменением ракурса или точки зрения, как можно было бы понимать слова Эвальда или, зачастую, слова самого Фуко. Отнюдь не так, что сначала Фуко будто бы рассматривал различные {i}объективированные формы{/i} существования субъективности: знания, дискурсивные практики, практики и институты контроля и нормализации, способы принуждения и дисциплинирования, и это была своего рода, как пишет Эвальд, "история субъекта, центрированная на процедурах {i}объективации{/i}" ({i}ibid.),-{/i} а затем вдруг он стал строить свой анализ в направлении {i}от субъекта{/i} к объективированным формам. Действительно новый и эвристичный ход Фуко состоял тут в том, что было перестроено все поле философствования: к двум прежним его фокусам - "субъект", "субъективность" и "объективированные формы" - добавился третий: "формы субъективности" и "способы субъективации". Иными словами, отношение между полюсом знаний, практик, институтов, с одной стороны, и человеком - с другой, - это уже не отношение "подчинения" или "выделывания" (assujettissement) человека определенными механизмами и под определенные цели. {i}Формы субъективности{/i}" {i}способы субъективации-{/i} это такие наличные в культуре формы, с помощью которых люди {i}сами{/i} делают себя {i}субъектами того или иного опыта.{/i} Скажем, "исповедь" и "признание" - это способы субъективации, через кото

{i}434{/i}

рые "вырабатывается" - в том числе и самим же человеком - такая историческая форма субъективности, как "человек желающий".