Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности

Известно, как Франсуа де Саль увещевал супругов, призывая их к супружеской добродетели, он ставил перед ними зеркало природы: в пример им он приводил слона и те прекрасные нравы, которые тот обнаруживает в отношении своей супруги. Это "всего лишь очень большой зверь, но самый достойный из живущих на земле и самый разумный. [...] Он никогда не меняет самку и нежно любит ту, что он выбрал, с которой он, тем не менее, спаривается только раз в три года, да и то лишь в течение пяти дней и так скрытно, что никто никогда его при этом не видит, его, однако, легко видеть на шестой день, когда он прежде всего идет прямо к реке, в которой моет все тело, никоим образом не желая возвращаться в стадо прежде, чем не очистится. Вот прекрасные и учтивые нравы, не правда ли?"¹ Но и сам этот текст представляет собой только вариацию на тему, переданную давней традицией (через Альдрованди, Гесснера, Винсента де Бове и знаменитый Physiologus), ее формулировку можно найти уже у Плиния, которому Введение в благочестивую жизнь весьма близко следует: "Слоны именно по причине своей стыдливости совокупляются только тайком.

_________

1 Francois de Sales, Introduction a la vie divote, III, 39.

[...] Самка позволяет покрывать себя только раз в два года и при этом, говорят, не более чем в течение пяти дней, на шестой день слоны омываются в реке и только после этого возвращаются в стадо. Они не знают супружеской измены. [...]"¹ Плиний, конечно же, не претендовал на то, чтобы предложить схему, столь же откровенно назидательную, как у Франсуа де Саля, тем не менее он соотносился с моделью поведения, которая явно несет ценностную окраску. Дело вовсе не в том, что взаимная верность супругов у древних греков и римлян была общепризнанным и общепринятым императивом. Она была, однако, наставлением, которое настойчиво давалось в некоторых философских течениях, таких, например, как поздний стоицизм, она была также поведением, которое ценилось как проявление добродетели, стойкости души и владения собой. Потому и удостоился похвалы Катон Младший, который, до тех пор пока он не решил жениться, не знал женщин, или еще в большей степени Лелий, который "за всю свою долгую жизнь не знал иной женщины, кроме той, которую взял в жены с самого начала"². Можно пойти еще дальше к истокам в уточнении модели взаимной супружеской верности. Никокл в речи, приписываемой ему Исократом, говорит, какое моральное и политическое значение придает он тому факту, "что после женитьбы он никогда не имел половых связей ни с кем, кроме своей жены"³. А Аристотель хочет, чтобы в его идеальном городе связь мужа с другой женщиной или жены с другим мужчиной рассматривалась как "бесчестящее действие" - причем "абсолютным образом и без исключения"⁴.

_____________

1 Pline, Histoire naturelle, VIII, 5, 13.

2 Plutarque, Wie de Caton, VII.

3 Isocrate, Nicocles, 36.

4 Aristote, Polilique, VII, 16, 1 335 b.

"Верность" мужа законной супруге в том, что касается сексуальных отношений, ни законами, ни обычаями не требовалась, тем не менее супружеская верность не переставала быть вопросом, который ставили, и формой ригоризма, которую некоторые моралисты высоко ценили.

3. Образ

В текстах XIX века можно встретить типичный портрет гомосексуалиста, или извращенца: его жесты, осанка, манера наряжаться и его кокетство, но также форма и выражение его лица, его анатомия, женская морфология всего его тела неизменно составляют часть этого дисквалифицирующего описания. Такое описание отсылает как к теме инверсии сексуальных ролей, так и к принципу природного клейма, которым отмечается природе же нанесенное оскорбление, можно подумать, говорили тогда, что "сама природа выступила тут пособницей этого сексуального обмана"1.

Конечно, уместно было бы проследить долгую историю этого образа, которому реальные способы поведения могли соответствовать - благодаря сложной игре внушений и вызовов. В интенсивности этого столь резко отрицательного стереотипа можно было бы вычитать вековое затруднение для наших обществ: интегрировать два эти - впрочем, действительно такие разные феномена, каковыми являются перестановка сексуальных ролей и отношения между индивидами одного пола. Так этот образ вместе с отталкивающей аурой, которая его окружает, прошел через века. Он ясно вырисовывался уже в греко-римской литературе эпохи империи.

___________

1 H.Dauvergne, Las Forcats, 1841,p.289.

Его можно обнаружить в портрете Эффеминатуса, нарисованном автором анонимного трактата IV века по физиогномике, в описании жрецов богини Атаргатис, над которыми издевается в своих Метаморфозах  Апулей¹, в той символизации и невоздержанности, которую Дион из Прусы предлагает в одной из своих бесед о монархии² в беглом упоминании о жалких риторах, надушенных и завитых, которых Эпиктет отзывает в сторону, чтобы спросить, мужчины они или женщины³.