Воля к смыслу

Когда я высказал журналисту свое мнение – ныне существует тенденция уходить не от религии как таковой, а от подчеркнутых различий между различными конфессиями, – он уточнил, считаю ли я, что движение прочь от враждующих конфессий направлено к какой-то универсальной религии. Такой вариант я решительно отрицал и отрицаю. Скорее происходит нечто противоположное: мы движемся к глубоко индивидуальным религиям, каждый человек придет в итоге к собственному языку, найдет собственные слова, с которыми будет обращаться к абсолютному существу.

Но что же нам делать с вопросом, умер ли Бог? Я бы сказал: Бог не умер, но он молчит. Он всегда молчал. «Живой» Бог – всегда «скрытый» Бог. Не следует ожидать от него ответа на свой призыв. Исследуя глубину моря, мы посылаем в толщу вод звуковые волны и ждем эхо, отражающееся от морского дна. Однако Бог (если он существует) бесконечен, и напрасно было бы ждать отзвука. Сам факт отсутствия ответа доказывает, что наш призыв достиг адресата – достиг бесконечности.

Когда мы смотрим на небо, мы его не видим, ведь все, что нам удается разглядеть на небе, – это не само небо, а, напротив, то, что его скрывает, например туча. С бесконечной высоты, именуемой небом, – ведь сказано же, что пути Господни настолько выше путей человеческих, насколько небо выше земли, – с той бесконечной высоты не отражается посланный туда свет, из бездны не возвращается посланный туда звук.

Гордон Олпорт в известной книге «Человек и его религия» (The Individual and His Religion) рассуждает о глубоко личной религии индусов: у них «разные люди, и даже один и тот же человек в разные периоды жизни может придерживаться разных представлений о Божестве. Когда нам нужна милость, Бог есть любовь, понадобятся знания – Он всеведущ, утешение – Он дарует мир, превосходящий человеческое понимание. Когда мы согрешим, Он – искупитель, когда нуждаемся в руководстве – Святой Дух. И тут приходит на ум интересный обряд индуизма. Примерно в шестнадцать – восемнадцать лет молодой индус получает от своего наставника особое имя Бога, которое на всем протяжении жизни будет служить этому молодому человеку орудием молитвы и связи с божеством. Этот обычай явственно принимает во внимание тот факт, что подход к религиозным истинам во многом определяется темпераментом, потребностями и способностями самого инициируемого. Эта практика демонстрирует нам редкий пример институциональной религии, возводящей в абсолют индивидуальность религиозного чувства. Причем не довольствуясь тем, чтобы каждый человек получил особое имя божества, соответствующего его личным потребностям, – ему еще настоятельно советуют скрывать это имя от ближайших друзей и даже от супруги. В конечном счете каждый предстоит своему божеству в одиночестве: прекрасно продуманный обычай отображает это одиночество, особенно в тесноте индийских семей и общин, символизируя его печатью тайны»{164}.

Означает ли это, что отдельным вероисповеданиям или, если на то пошло, организациям и институциям религиозной сферы предстоит исчезнуть? Ни в коем случае. Как бы ни различались индивидуальные стили, в которых человек выражает себя и обращается к абсолютному существу, есть и общие символы, и общая история символов, которая пребудет всегда. Разве не пользуются самые разные языки одним и тем же алфавитом?

В заключение я хотел бы напомнить, что я в первую очередь врач. Я каждый день имею дело с неизлечимыми больными, с людьми, которых настиг старческий маразм, с женщинами, которые навеки бесплодны. Меня преследует их вопль: где же ответ на вопрос о смысле страдания?

Я сам прошел через чистилище, попав в концлагерь и утратив черновик моей первой книги. Позже, когда уже и смерть казалась неотвратимой, я спросил себя, для чего была вся моя жизнь. Ничего не оставалось, что пережило бы меня. Не было детей, даже плода моего разума, моей рукописи. Но после того как я часами сражался с собственным отчаянием, дрожа в тифозной лихорадке, я наконец задал себе вопрос: какого рода смысл определяется тем, будет ли моя рукопись опубликована? Лично я в тот момент гроша бы ломаного за это не дал. Если смысл существует, он должен быть безусловным, таким, что его не могут убавить ни страдание, ни смерть.

Вот это и нужно нашим пациентам – безусловная вера в безусловный смысл. Помните, что я говорил о бренности жизни: в прошлом ничто не является безвозвратно утраченным, все неотменимо и сохранено. Люди видят лишь скошенное поле мимолетности и забывают о богатых житницах прошлого, куда они сложили на хранение и тем самым навеки спасли урожай.