Воля камня

– Ты говоришь, что видела нувору Миэллу в зеркале? Она смотрела на тебя, а затем ты видела, как она уходила? В каком направлении она шла?

– К… к двери, нувор, – Дитта пошатывалась от напряжения.

– И ты стояла прямо перед зеркалом и смотрела в него?

– Да, нувор.

Диртан повернулся к отцу.

– Бабушка в замке! Она стояла позади Дитты, а затем вышла из комнаты. От волнения у Дитты всё смешалось в голове, и она поддалась панике. Мы найдём её!

– Но мы ведь уже обыскали весь замок. Я не знаю…

– Мы обыщем его снова. Мы найдём бабушку.

Слушая этот разговор, Айхма понемногу успокаивалась. Мысли о проклятии отступали. Как же ей самой не пришло это в голову? Диртан может быть прав. Мама может быть ещё в замке. …У старых такое бывает: они забывают, где они, и что делают… Айхма вновь поднялась с дивана.

– Дитта, постарайся вспомнить. Мы не говорили сегодня утром, был такой переполох… но сейчас я подумала… Вспомни, накануне или утром до того, как… ты вышла, нувора Миэлла не говорила тебе ничего необычного или… просто что-нибудь, что тебе запомнилось… Что угодно…

Дитта вздрогнула, потупилась, и сжала обеими руками карман передника.

– Нувора…, – Дитта как будто не решалась говорить. Тем временем взгляды устремились на неё, – Утром… Нувора рано проснулась, раньше обычного… Она была… какой-то спокойной. Она сказала, что я должна кое-что сделать для неё…

– Что, Дитта?

– Она сказала… что я должна пойти и бросить в реку это, – выпалила Дитта на одном дыхании, словно боясь, что ей не хватит духу.

В руках Дитты появился кулон с купным аметистом на цепочке из белого золота. Айхма взяла его в руки. У матери она никогда такого не видела.

– А зачем, Дитта? Она сказала, зачем?

– Нет, нувора.

Дитта снова опустила глаза. Было видно, что ей нечего больше сообщить.

– Дитта, ты что-то ещё можешь нам рассказать о нуворе Миэлле? – Диртан опять взял дело в свои руки; он терпеть не мог бестолковой суеты, любил, чтобы всё было на своих местах.

– Нет, нувор, – коротко ответила Дитта, вновь потупившись. Слуги, и, особенно, служанки, побаивались молодого нувора. Большинство слуг работали в домах нуворов всю жизнь, а с возрастом их нередко сменяли их дети. Слуги любили своих хозяев, а хозяева нередко тепло относились к слугам, между ними устанавливалось определённое доверие, зачастую слуги хранили тайны своих хозяев. Для Диртана, казалось, ничего этого не существовало. Слуги для него были просто инструментами, выполнявшими свои функции; он был уважителен в обращении с ними, но держал их на расстоянии: слуги – только слуги, дела нуворов их не касаются.

– На сегодня ты можешь быть свободна, Дитта. Иди к себе и отдохни. Завтра ты приступишь к своим обязанностям.

– Благодарю, нувор. – Дитта поклонилась и вышла, за ней последовала Эфина.

Диртан отдал приказ стражникам ещё раз обыскать замок. Замок обыскали, но опять не нашли ни следа Миэллы, больше её никто не видел.

* * *

После обеда Урсула прогуливалась у своего замка, когда она почувствовала, что должна прийти на свою поляну. Это случалось так: она могла заниматься привычными делами, быть погружена в свои мысли или что-то читать, и вдруг перед её внутренним взором возникала её поляна, всего на миг, и Урсула чувствовала желание оказаться на своей поляне. Приходя на поляну в такие дни, она всегда что-то видела в чаше.

В этот раз Урсула вышла к поляне довольно быстро. Остановилась, замерев, прислушиваясь к её атмосфере, а потом медленно подошла к камню. Какое-то время вода была прозрачной, потом лёгкий, ещё холодный ветерок, пустил по поверхности рябь. Сначала вода утратила прозрачность, а потом в ней начали проступать краски.

Урсула видела, как пожилая нувора стала призраком, видела ужас в её глазах, видела, как истончилась граница между миром живых и неведомым местом, где прямо из каменного пола вырастали маленькие искривлённые деревца, покрытые чем-то чёрным, поблёскивающие в холодном зеленоватом свете, идущим непонятно откуда, видела странную женщину в лёгком белом платье с холодным жёстким выражением глаз – этот взгляд напугал её, видела красный камень на одной из дальних стен этой залы за аркой, а над ним словно комок запутанных ниток и от этого комка к нуворе тянулась полупрозрачная зеленовато-синяя нить, утянувшая её на какой-то иной план бытия.