Увиденное напугало Урсулу. «Кто такая эта нувора? Почему чаша показывает её мне?» Но, словно в ответ на её немой вопрос, картина в чаше изменилась: Урсула видела Эйлинн ун Веллар. Она сидела со своей семьёй с небольшой гостиной, на столе стояли напитки и закуска. Казалось бы, ничего примечательного. Но Урсула сразу ощутила тревожную атмосферу: что-то произошло, на лицах была написана тревога, сосредоточенность, особенно подавленной выглядела мать семейства. И тут Урсула увидела призрак той самой нуворы. Она растерянно шла по комнате, оглядывая комнату и присутствующих непонимающим взглядом, а когда она остановилась возле Эйлинн, граница между этой комнатой и той странной залой, что Урсула видела раньше, на миг истончилась, стала почти прозрачной, и Урсула увидела, что от комка над красным неправильной формы камнем к Эйлинн тянется такая же зеленовато-синяя нить, но не только она: от самого камня к Эйлинн тянулась тонкая зелёная нить – чаша уже показывала ей подобное…
Граница истончилась только на миг, Эйлинн встрепенулась, видимо, она задремала, и граница тут же затянулась, но в сердце Урсулы осталась тревога. Она считала Эйлинн почти подругой…
День клонился к вечеру. Миэлла бродила по дому весь день. Сначала, после того как она поняла, что произошло, ей овладело чувство отрешённости. Она стояла в коридоре и смотрела, как мимо неё, а иногда и сквозь неё метались её родственники и слуги, то слыша, то не слыша их взволнованные голоса. Миэлла видела взволнованное лицо своей дочери, сопровождаемой вереницей служанок – было видно, что она сама не своя. Она думала о них – об Айхме, об Эйноре, об Эйлинн – но как о посторонних, как будто она – Миэлла – просто сторонний наблюдатель, и всё, что происходит, её не касается.
В какой-то момент Миэлла поняла, что может слышать или не слышать звуки замка по своему желанию. Может… прислушаться. Это вывело её из состояния отрешённости. Миэлла стала прислушиваться с интересом. И ещё она заметила, что, когда она слушала тишину со «своей» стороны – ведь теперь она была не среди людей, до неё доносился какой-то стук – глухой, отдалённый, но размеренный, как удары сердца.
Со временем картина вокруг неё менялась – в начале дня все предметы и люди вокруг неё стали серыми, уже во второй половине дня серость стала другой – более мягкой и более нереальной, как будто всё вокруг неё было нарисовано карандашом – красиво, правильно, но это всё-таки рисунок, а не настоящие предметы. Изменились и ощущения Миэллы, вернее, к постоянному ощущению холода, которое было единственным, что она ощущала здесь, добавилось ещё одно – ощущение воды. Идя по замку, Миэлла чувствовала себя так, как будто она шла по воде – каждый шаг давался с трудом, как будто ей приходилось что-то преодолевать, хоть здесь она и не чувствовала усталости. После того, как всё вокруг неё стало карандашно-серым, удары невидимого сердца стали как будто ближе и более отчётливыми.
Когда Миэлла избавилась от чувства отрешённости, её охватил лёгкий страх. Она знала, что движется к концу, и не к обычному концу. Она поняла это ещё тогда, когда травник, разговаривая с ней один на один, сказал, что не видит у неё признаков болезни. Она боялась, негодовала, грустила, потом смирилась. Но Миэлла не предполагала, что это будет так. Она думала, что просто умрёт, может быть, помучается. Теперь у неё в голове словно всё встало на свои места. Конечно, она проклята, это не обычная смерть. Её тело не найдут. Только вот что ждёт её дальше?
Начало сумерек вызвало у Миэллы лёгкую тревогу – она помнила, как это происходит: скоро будет ужин, потом слуги уберут со стола, семья, возможно, соберётся в гостиной или все разойдутся по своим комнатам, слуги закончат последние на сегодня дела и замок уснёт. Никто не будет сновать туда-сюда, затихнут звуки, и будет слышно только тиканье больших часов, да кое-где шепоток служанок… Миэлла поймала себя на мысли о том, что вспоминает об этом как о чём-то давно ушедшем, происходившем где-то, где она давно не была и куда больше не вернётся… и ещё ей не хотелось бродить одной по затихшему уснувшему замку. Призрак…Может быть, это и есть её наказание? Вечно бродить по нему, наблюдать за жизнью домашних, видеть, как сменяются поколения – всё видеть, слышать, знать, но быть просто тенью…