Воля судьбы

Мало-помалу, медленно Торичиоли пришел в себя. Он выпил воды, отер платком бледный свой лоб, глубоко вздохнул и заговорил:

— Если бы за минуту пред тем мне сказали, клянусь всеми святыми… голову свою заложить… я не поверил бы, что это могло случиться… Откуда ему попасть сюда?

Эйзенбах повернулся на кровати и сказал, видя, что теперь наконец можно говорить с итальянцем:

— Ну, постойте! Чего же вы так испугались? Что случилось особенного в том, что вы увидели этого господина? Воскрес он, что ли? Были вы уверены, что он умер?

— Нет.

— Ну, так что ж тогда? Это — ваш соотечественник, как его зовут?

— Comte Soltikoff.

— "Comte Soltikoff", — повторил Карл, пожав плечами. — Это — русская фамилия: "граф Солтыков". По всей вероятности, проезжий или, может быть, новый сосед здешний, подъехал к княжескому парку и вышел погулять… Вы давно знакомы с ним?

— Да… да, — все еще рассеянно повторял Торичиоли, — да, тут нет ничего особенного, все это, может быть, очень просто… Soltikoff — русская фамилия… но девятнадцать лет тому назад в Генуе, и теперь вдруг здесь… Нет, это очень странно!..

— Значит, это — ваш давнишний знакомый? Вы пойдете к нему?

— Per Bacco {Клянусь Бахусом! (ит.).}, барон! Я останусь лучше с вами, — ответил Торичиоли, испуганно взглянув Карлу в лицо, и спустил на окнах, якобы от солнца, шторы.

XIV НОВЫЙ ГОСТЬ

Только что Торичиоли успокоился немного, выразив намерение остаться в комнате барона, как появился лакей. Итальянец с новым испугом взглянул на него.

— Там вас спрашивает дворецкий, — доложил лакей, обращаясь к Торичиоли.

"Так и есть!" — подумал итальянец.

Но делать было нечего, и он вышел к дворецкому.

Дворецкий Иван Пахомович, угождавший князю с самого поселения его в деревне и очень гордившийся этим, был человек весьма обстоятельный, спокойный и не лишенный своего рода такта.

— Иосиф Александрович, — начал он, когда к нему вышел Торичиоли, — там иностранный господин пришел и просит доложить о нем князю. А ведь вы сами изволите знать, какие обстоятельства теперь, — к князю подойти невозможно… Я на себя не мог взять решение…

Дворецкий говорил с тою полупочтительною фамильярностью, с которою имеет обыкновение обращаться высокопоставленная прислуга не к господам, но к людям, стоящим близко к последним.

Торичиоли, давно привыкший к этой фамильярности, не обратил на нее внимания, тем более теперь, когда мысли его были всецело заняты совершенно другим.

— Надобно вам сказать, Иосиф Александрович, — продолжал Иван Пахомович, разводя руками, — этот господин явился-с через сад, довольно странно…

— Положим, тут может и не быть ничего странного, — сказал Торичиоли, невольно повторяя то, что только что говорил ему Карл. — Этот господин — вероятно, или приезжий, или новый сосед князя — гулял… зашел в сад… — Но тут Торичиоли замялся, потому что из показавшегося сначала правдоподобным соображения барона теперь как-то не выходило ничего убедительного. Наконец он спросил: — А он сказал свою фамилию? Фамилия его русская?

— Нет, иностранная.

— Иностранная?

— Он говорит, что он — доктор.

— Доктор? Как же он назвал себя?

— Доктор Шенинг.

Торичиоли вздохнул свободнее. Он понял, что человек, которого он знал в Генуе под именем графа Soltikoff, не желает, чтобы его узнавали здесь, и, подумав: "Тем лучше", — спросил дворецкого.

— Вы сказали ему, что князя нельзя видеть?

— Да, но он просит остаться в доме. Я ему говорю, что без князя нельзя, а он говорит: "Так доложите князю!" — и Иван Пахомович снова развел руками. — Я уже и не знаю, как быть, Иосиф Александрович? — добавил он. — Как угодно, а вы выйдите, поговорите с ним; я на себя одного не могу взять это дело.

Торичиоли остановился в нерешимости. Он чувствовал, что должен идти, что скрыться все равно некуда и что трудно будет выпроводить внезапного гостя, если тот захочет остаться. Под влиянием этого соображения он быстро взвесил все обстоятельства за и против. Строго говоря, бояться ему было нечего. Человек, явившийся под именем доктора Шенинга, не желает быть узнанным; условие, заключенное с Карлом, нарушено. В продолжение девятнадцати последних лет своей жизни он, Торичиоли, не может упрекнуть себя ни в чем. Ввиду всего этого он решился.

— Я сейчас! — сказал он и вернулся в комнату Эйзенбаха.

Карл лежал по-прежнему на кровати и ждал возвращения итальянца, уставившись на дверь нетерпеливым взором. Любопытство его было задето.

Торичиоли только высунулся в дверь и быстрым шепотом проговорил:

— Так помните, барон, что я — не слуга вам больше, что между нами нет никакого условия и что я вернул вам вашу записку.

Вслед затем, не дождавшись ответа, он снова исчез.

Доктор Шенинг ждал в больших парадных сенях, когда вернется дворецкий, сказавший ему, что пойдет посоветоваться относительно его просьбы. Он спокойно стоял у окна, и вся его фигура обличала столько уверенности в правильности его поступков, что становилось понятно, почему Иван Пахомович не отказал ему сразу, а нашел удобным посоветоваться с итальянцем о том, как ему поступить.