Воля судьбы

— Цена тех усилий, которые сам человек будет делать для достижения цели. Если меня спросят: "Как удвоить годы жизни?" — я отвечу: "Бросьте город и его соблазны, ешьте, только чтобы утолить голод, и пейте, только чтобы утолить жажду; ступайте в поле, работайте мускулами, вставайте рано поутру, умывайтесь каждый день ключевою водою, содержите в самой строгой опрятности себя, свое платье и свое жилище и имейте настолько силы воли, чтобы стать выше мелких житейских неприятностей и не волноваться ими. Не делайте зла!"

— И только? — спросила принцесса.

— О, это очень много! — ответил граф.

Иоганна Елизавета отвернулась и замолчала. Она сама знала все, что говорил Сен-Жермен, и все это было не то, чего она хотела. Она и теперь не верила, что он говорит искренне. Она была убеждена, что у графа есть рецепт эликсира или состава, способного сразу, через несколько приемов, вернуть человеку молодость, но только он не желает сообщить ей об этом.

— Да, — наконец протянула она, качая головою, — но это слишком просто, слишком просто.

— Это просто и вместе с тем верно, — перебил граф, — в мире нет ничего необыкновенного. И зачем искать другого, если не хочется испытать это простое средство?

— И что же, вы и этому старому маркизу Каулучи пропишете то же средство, граф?

— Я ему, вероятно, ничего не пропишу, потому что едва ли мне придется увидеться с ним.

— Вы уезжаете?

— Сегодня в ночь.

— Значит, вы пришли проститься со мною?

— Да, принцесса, и еще для того, повторяю, чтобы показать вам здесь старого маркиза.

— Что же, этот маркиз, может быть, нужен зачем-нибудь мне или Лотти? — доверчиво спросила она, уже окончательно примирившись с мыслью, что граф не хочет сообщить ей свой секрет.

Лотти было имя, которым она привыкла звать дочь, ставшую уже теперь великою княжною Екатериною Алексеевной, но для нее, матери, оставшуюся все-таки прежнею Лотти.

— Нет, — возразил граф, — на этот раз это — услуга или помощь, которую я жду от вас, принцесса. Мне необходимо уехать сегодня. А между тем очевидно, дни этого старика сочтены. Желая продолжить их, он несомненно попадет в руки шарлатанов, и они ускорят его смерть. Он едва ли будет жив, когда мне можно будет вернуться в Париж.

— При чем же тут я и что могу сделать? — не понимая еще ничего, но, видимо, будчи заранее готова исполнить просьбу графа, ответила Иоганна Елизавета.

Она знала, что этот человек не может попросить о чем-нибудь дурном.

Сен-Жермен вынул из бокового кармана своего кафтана сложенную вчетверо бумагу и произнес:

— Больше ничего, принцесса, как только взять эту бумагу и хранить ее у себя пока. Можете прочесть ее, если хотите.

— А потом? — спросила она.

— А потом ждать случая, когда старик Каулучи подпишет ее. Он должен это сделать.

— Ну, а если такого случая не представится?

— Тогда в том не будет вашей вины, принцесса. Но будьте уверены, что такой случай будет, — и граф, встав со своего места, низко и почтительно поклонился принцессе, прощаясь с нею.

Она взяла его бумагу, а затем спросила:

— Куда же вы едете теперь, граф? Или это — тоже тайна?

— Туда, где люди г_и_б_н_у_т, — ответил он, в свою очередь подчеркивая теперь это слово, и, поклонившись еще раз, вышел из ложи принцессы.

VI В КЕНИГСБЕРГЕ

Наступление русских войск на Берлин было остановлено сражением при Цорндорфе, и Фермор отступил к Кольбергу, под которым, осаждая его, провел около месяца, но безуспешно. Затем приближение графа Доны заставило русских вернуться в Пруссию и Польшу, где ввиду близких уже холодов они расположились на зимние квартиры.

Сосредоточием нашей армии стал, как и в прошлом году, богатый, старинный Кенигсберг, превратившийся в русский военный город. Здесь распоряжались русские генералы, русские часовые несли службу в замке и у городских ворот: на готических домах постройки гайзенских времен появились русские надписи там, где были наши полковые дворы.

В числе их был один и Тарасовского полка. Но сам полк, после Цорндорфа, существовал только по инерции: убитых и раненых было гораздо больше, чем оставшихся в живых. Многих и храбрых, и честных товарищей потеряли тарасовцы, но (и это было самое главное) они потеряли также свое полковое знамя. И остались после отчаянного цорндорфского боя полковой командир, несколько офицеров, не более полусотни солдат, и это был уже не полк, а остатки б_ы_в_ш_е_го Тарасовского полка, потерявшего свое знамя и с честью легшего костьми возле него. Те, которые остались случайно, и никто не сомневался, что и они готовы были бы лучше умереть, чем пережить своих товарищей и стать случайными людьми, которых, по всем вероятиям, расформируют по другим полкам.

Ходили слухи, что нового знамени прислано не будет, что на место тарасовцев из России придет другой полк, а их комплектовать больше не станут. Но пока ничего еще не было известно определенного.