Генка наморщил лоб, соображал, видно, потом, то ли поняв, то ли, наоборот, — не поняв, кивнул головой:
— А ты говорил, свой бизнес продал, а почему?
Жебровский затянулся сигаретой, положил ее в консервную банку-пепельницу:
— Надоело, если коротко... Своей жизнью решил заняться... Была у меня юношеская мечта — в тайге пособолевать — вот соболюю!
— Ты же тут ничего не зарабатываешь!
— Ну...
— И что, совсем не работаешь?
— Смысла нет! — Он помолчал, достал дымящуюся сигарету из банки, курнул задумчиво, обратно положил. — Да-да, бессмысленно просто так бабло колотить... Когда-то думалось, что мы что-то строим... Свободную страну. Оказалось — ничего такого от нас не надо.
Генка глядел на Жебровского, не отрываясь. Что-то болезненное было в лице Ильи. Коробок спичек нервно подскакивал в руках.
— Это долгий разговор... — продолжил Илья. — Мечту у нас украли, бабками подменили! И главное... народ совсем и не против. Ему подачки бросают, и он рад! На пиво хватает! Страна же не работает, Гена!
— Не знаю, я их подачек не видел! Мне они вообще по барабану.
— Кто они?
— Как кто? Президенты эти наши, я уже запутался, кто из них сейчас кто...
Генка сидел с серьезным видом, но вдруг осклабился:
— Не, ну плохо-плохо, а все ездят на япошках, жигулей совсем нет в поселке. Телевизоры у всех с полкомнаты... и пива двадцать сортов!
— Это все правда, вот бы еще дороги да больницы появились!
— Мы тут крайние, пока до нас очередь дойдет... Здание налоговой, правда, отгрохали, погранцы тоже расстроились — ничего себе, где ты дом купил... Дороги, конечно, дрянь...
Генка взялся было за новую бутылку, но поставил на место. Присел, слегка покачиваясь, к печке. Пощупал остывший чайник и стал выбирать чурочки потоньше.
— В Канаде, говорят, неплохо. У нас несколько семей уехали. У канадцев свои угодья большие, самолеты у многих. У простых охотников. Гидропланы. Сел, полетел, когда хочешь... надо только бензин хороший. А у нас ни одной заправки на весь район!
— Не может быть! — удивился Илья.
— Говорю тебе — ни одной заправки! — Генка решительно махнул рукой.
— А где же вы заправляетесь?
— Где? Весь бензин левый! Берешь полтуши сохатого, едешь в порт к знакомому кладовщику, обратно везешь бочки этой бадяги. Повезет, немного будет соляры в бензине — поездишь, не повезет... бывает, и бочку выльешь. Тут с Аляски, — Генка покачнулся и, крякнув, сел на дрова, — прислали шесть снегоходов в подарок — мы там с кем-то побратимы, бляха. Ну, ясен пень, по администрации да по их родственникам все разошлось. Через неделю все встали! Топливо-то — говно! А ты говоришь — власть! Для себя же бензина хорошего не могут наладить. — Генка заржал, поджег растопку и закрыл дверцу.
Стало слышно, как занимаются, пощелкивая, сухие щепки.
— Китайцы здесь будут скоро. Пока мы со своими глупостями цацкаемся, лежа на печке, они придут. И боюсь, это правильно, они — работяги.
— Тут я не согласен... — закачал головой Генка, — наши деды сюда пришли, и мы...
— Наши деды, наши деды! — зло перебил Илья. — Нашим дедам эта земля нужна была, они ее отбивали и осваивали, чтобы на ней работать! А мы?! Знаешь, бывает, родители всю жизнь вкалывают в поте лица, а детки потом балдеют! Вот мы и есть эти глупые детки! Только долго это не протянется!
— Все так, но китайцев здесь не надо! Русские — не подарки, но для нас это все-таки наша земля, деды наши здесь лежат, а для них? И деньги они любят не меньше! После них тут пустыня останется!
Генка сидел на корточках у печки. Он дотянул бычок, сунул его в щель дверцы и повернулся к Илье:
— А знаешь, почему у нас хорошей власти никогда не будет?
— Почему?
— Потому что она мне на хер не нужна. Я это четко знаю! Смотри! То, что мне нужно, техника, например, или оружие — у меня все хорошее. Я за этим слежу, стараюсь, чтоб было еще лучше. А что власть? Не надо ее мне, вот она и такая. У меня все свое — я и без них прокормлюсь. Нет, серьезно, нашу власть надо отменить совсем.
— Посмотрим сейчас. Кобяка повяжут... Узнаете.
— Не повяжут... договорятся... а не договорятся... — Генка, широко зевая, пожал плечами. — Давай укладываться, что ли? Не нам это решать...
Генка раскатал спальник, повозился, устраиваясь, вскоре затих и тонко засипел носом. Жебровский поднес горсточку руки к верхушке лампы, дунул в нее, огонек погас. Он лежал сверху спальника. Не спалось. Зарекался говорить обо всей этой дребедени, а тут понесло. За этим ты сюда ехал? — спрашивал самого себя.