Волк

Охранники и летчик выглядели так, будто их поразил инфаркт миокарда или атеросклероз мозга.

Обстоятельства требовали, чтобы я поглубже спрятался «в тень». Свое собственное существование я ценил чуточку выше, чем существование тех, кто брал на себя смелость причинять мне хлопоты. Но это отнюдь не означает, что мне не было невыразимо тошно.

Кэрол о многом догадается, думал я, но Центральный интересуется только фактами. Морская вода, проникнув в вертолет, скоро уничтожит вирус. Никто не догадается, что этих людей убил я.

Тем более, что тело Альберта Швейцера, судя по всему, при крушении вертолета было выброшено через люк и унесено отливом.

Если случайно я столкнусь с человеком, знавшим старину Аля, он, несомненно, обознается.

Мне совершенно нечего опасаться. И все-таки, возможно, я иду не тем путем. Мне по-прежнему чертовски тяжко.

Румоко Из Пучины дымится и растет, подобно голливудскому монстру, одному из тех, на ком отыгрываются постановщики фантастических фильмов. Через несколько месяцев он угомонится. На него завезут плодородную почву, и перелетные птицы удобрят ее гуано. Люди высадят красные мангры, которые укрепят приливно-отливную полосу, и поселят на острове насекомых. Когда-нибудь таких островов будет целая цепь, если верить ученым.

Какое ужасное противоречие, скажете вы: создавать новое жизненное пространство для населения Земли и вместе с тем уничтожать старое, убивая при этом тысячи людей!

Да, сейсмический удар повредил сферу Нью-Сейлеме. Погибли очень многие.

И тем не менее летом начнется создание нового вулканического острова — Сына Румоко.

Жители Балтимора-II встревожены не на шутку, но следственная комиссия Конгресса установила, что причина нью-сейлемской катастрофы — в конструкционных недостатках сферы. Несколько подрядчиков привлечены к суду, а двое даже объявлены банкротами.

Все это не очень красиво и совсем не величественно, и я никак не могу простить себе, что посадил под душ того паренька. Насколько мне известно, он жив, но навсегда останется калекой.

В следующий раз будут приняты более действенные меры предосторожности, обещают ученые. Но за эти обещания я не дам и ломаного гроша. Я никому и ничему не верю.

Если погибнет еще один город, как погибла ты, Ева, то «проект» будет заморожен. Но я не верю, что навсегда. Его авторы и исполнители сумеют выйти сухими из воды и снова возьмутся за старое.

Пока мы, люди, способны на такое, я не смогу поверить, что для демографической проблемы нет иного решения, кроме создания островов.

Между прочим, я считаю, что в наше время плотность населения можно контролировать, как контролируется все на свете. За такой контроль я и сам проголосую, создав новую личность, и даже не одну — пусть только объявят референдум. Пускай строят новые «пузыри», пускай осваивают околоземное пространство — но никаких Румоко. Людям еще рано играть в такие игрушки.

Вот почему я, Френсис С.Фитцджеральд, даю слово: никогда из пучины морской не появится уродливая макушка третьего Румоко.

Впервые с тех пор, как меня не стало, я возьмусь за серьезное дело не по просьбе Уэлша, а по собственной инициативе. И не потому, что я такой альтруист: просто мне кажется, я в долгу у человечества, на теле которого я паразитирую.

Пользуясь выгодами своего положения, я раз и навсегда покончу с искусственными вулканами.

Каким образом, спросите вы?

В крайнем случае, я превращу Сына Румоко во второй Кракатау. В последние недели Центральный (а значит, и я) узнал о вулканизме очень много нового.

Я изменю расстановку ядерных зарядов. Рождение нового монстра будет сопровождаться сейсмическими толчками невиданной силы.

Возможно, при этом погибнет немало людей. Но и без моего вмешательства Румоко-II наверняка уничтожит не меньше человеческих жизней, чем Румото-I.

Надеюсь, на этот раз мне удастся проникнуть в верхний эшелон руководства «проектом». Наверняка следствие, которое ведет Конгресс, вызовет значительные кадровые перестановки. Появится много вакансий. А если учесть, что я и сам могу создавать вакансии…

Человечеству будет за что благодарить отцов «проекта», когда потрескается несколько сфер, а над Атлантикой вырастет огнедышащий Эверест. Вас, читатель, забавляет моя самонадеянность? Смею вас заверить: я не бросаю слов на ветер.

Блесна полетела за борт. Билл глотнул апельсинового сока, а я сигаретного дыма.

— Так говоришь, инженер-консультант? — спросил он.

— Угу.

— А не страшновато?

— Не привыкать.

— Ну, ты молодец. А я, знаешь, жалею, что в жизни ничего не происходит.

— Не жалей. Она того стоит.

Я смотрел в пучину, способную порождать чудовищ. Волны лизали край восходящего солнца; ветер был ласков и прохладен. День обещал быть прекрасным.

— Так говоришь, подрывные работы? — спросил он. — Занятно.

И я, Иуда Искариот, посмотрел на него и сказал:

— У меня клюет. Давай-ка бидон.

— И у меня! Погоди-ка!

По палубе, словно пригоршня серебряных долларов, рассыпался день. Вытащив рыбину из воды, я убил ее ударом папки по голове. Чтобы не мучилась.

Снова и снова я твердил себе: «Тебя нет!». Но не мог в это поверить, как ни старятся.

Ева, Ева…