Волк. Юность.

— Тебя убьют. Нашу дочь привяжут ко мне, и нас сожгут вместе на главной площади перед Дворцом Владыки Кланов. За то, что я опозорила наш род… Ведь после того… Той ночи… Я должна была умереть… Наложить на себя руки…

Она сглатывает, словно ей что — то мешает говорить…

— Но я… Не смогла… Словно что — то остановило меня…

…А я застываю в ужасе, услышав, что мог лишиться своей любимой…

— Я никогда, никому не отдам тебя. Пусть хоть все Кланы, все солдаты Империи прилетают сюда — ты моя жена! Мать моих детей! И никто и ничто, даже сама смерть не разлучит нас…

— Но сможем ли мы…

— Сможем. Поверь мне — сможем. Ни твои клановцы, ни мои собраться ничего не сделают ни тебе, ни, тем более, нашему ребёнку. Обещаю, и клянусь тебе в этом.

— Но почему ты так уверен в этом?

Вместо ответа я показываю глазами на стену. Ооли следует своим глазами за мои взглядом, и замечает моё брачное ожерелье, повешенное на стену. Я ласково глажу её по пушистой головке:

— Ты же знаешь, что за камень стал символом нашего брака?

— Пламенный сапфир… Неслыханная редкость во Вселенной, которая одинаково высоко ценится и у нас, в Кланах, и у вас, в Империи…

Улыбаюсь ей в ответ:

— Единственный рудник, где добывают их — моя собственность. Приказчики купили его. И очень недорого. А в санях, где ехала Аами, лежит сундучок, где таких камней…

Мгновенно перевожу меры веса из одних в другие:

— Двенадцать сарре.

— Что?!

Ооли потрясена до глубины души. Двенадцать сарре — примерно четыре килограмма. И среди них есть уникальные кристаллы, невероятной чистоты, два штуки. По полкило каждый. Наша добыча из Сырха…

— Я думаю, что Вождь Кланов, что Император Руси согласятся оставить нас в покое, если я преподнесу им камешку…

— А ты… Ты разве не хочешь вернуться домой, в Империю?

Отрицательно качаю головой, заглядывая в её бездонные глаза цвета чистого древесного пепла:

— Мой дом там, где ты. Рядом с тобой. Здесь, в Фиори. Вместе с нашими детьми и Аруанн, ставшей мне родной матерью…

Ооли всхлипывает, приникает ко мне, распластавшись на груди. Её плечи вздрагивают, и девушка шепчет:

— Я так боялась, что мы меня бросишь, откажешься… А ты…

— Я же люблю тебя… Жена моя… Наш Император согласится. С Кланами, думаю, будет сложнее… Но не думаю, что и Вождь станет препятствовать нам быть вместе… Цена высока. Никто ещё не платил такой выкуп за жену…

— Достойный дочери Вождя, Принцессы Клана Горных Листьев и его внучки…

— Ты…

Я не верю услышанному — неужели… Ооли вскидывает головку, гордо произносит вновь:

— Мой отец — Вождь Кланов! А Аами — его внучка. Дочь моего старшего брата, пропавшего здесь десять лет назад… Изменишь ли ты своё отношение ко мне, человек?

— Человек?! Назови меня, женщина, как полагается!

Саури улыбается, надменность уходит с её лица, и я слышу, как она с нежностью произносит то, что я потребовал:

— Муж мой…

— Жена моя…

…Впервые мы завтракаем вместе. До этого мы ни разу этого не делали. Наша дочурка мирно спит в колыбели, с нами вместе — Аами и мама, которая время от времени бросает на нас внимательные взгляды и улыбается… Ей нравится, то, что она видит. Маленькая саури стесняется столь высоких и благородных людей за столом. Титул граф ей знаком. И его статус, соответственно, тоже. И то, что простая девочка из низших стала членом семьи целого графа, и сидит с ним на равных за одним столом, вместе с графиней-мамой, графиней бабушкой, и графом папой. И что она теперь виконтесса — всё это ужасно смущает малышку…

— Я смотрю — стройка идёт полным ходом?

Матушка кивает, потому что Ооли в это время выскакивает из — за стола, услышав слабое кряхтение нашей дочери, первый признак её просыпания. Впрочем, кивок уходит в пустоту, потому что меня тоже уже нет за столом. И у колыбельки я оказываюсь первым, когда супруга подбегает к ней, я уже держу дочку на руках. При виде незнакомого лица девочка кукситься, хочет заплакать, но тут в поле её зрения появляется мама, и дочка успокаивается. Пока мама соображает, что от неё хочет совсем недавно евшая дочь, я щупаю пелёнки. Ну, так и есть. Мокрые. Менять надо… Чем мы и занимаемся. Я занимаюсь постелью, а молодая мама — девочкой. Через несколько минут малышка уже сухая и вовсю чмокает соской из сладкого дерева. Мы с женой смотрим друг на друга и дружно вздыхаем — да…. Где же наши автоматические колыбели? Которые и сменят одежду младенцу, и проконтролируют его состояние, и сообщат нам, если произойдут какие — либо другие неприятности… Ничего не поделаешь, придётся по старинке… Возвращаемся за стол — вопросительные взгляды остававшихся за столом сотрапезников, и я шёпотом поясняю:

— Мокренькая.

— А…

Тянет матушка, потом опять улыбается:

— Быстро вы… Управились…

Ооли алеет от смущения:

— Я не знаю, как принято у вас, но в моём мире всё делает жена…

— А нас муж должен помогать супруге с ребёнком.

— Должен? Это обязанность?

— По зову сердца, милая. Совершенно добровольно, поверь…

Она опускает голову, чтобы скрыть счастливую улыбку, но мама возвращает нас в действительность.

— Внучка родилась недоношенной. И она слабенькая. Так что вы ж берегите её…