Волк. Юность.

— Поднимайся, подруга. У меня сегодня праздник. Так что составь компанию сьере графу.

Усаживаюсь за стол, наполняю бокалы. Один пододвигаю ей.

— Чего ждёшь? Послезавтра я уезжаю на войну. Так что моли всех своих богов, чтобы я вернулся. Иначе здесь тебя и похоронят…

Узница немного приходит в себя. Снова поджимает под себя ноги, не веря самой себе, ощупывает шею. Но ей не кажется, и глаза не обманывают — оковы в моих руках. Впрочем, тут же изуверское приспособление летит в угол, где падает с тупым звуком. Я снова повторяю свой жест:

— Садись.

И после небольшой паузы добавляю:

— Пожалуйста…

Саури мнётся несколько мгновений, потом всё же сползает с кровати, осторожно усаживается за стол. Я поднимаю бокал:

— За Фиори.

Она берёт свою порцию, смотрит через хрусталь на багровую густую жидкость, затем… Наши бокалы красиво звенят, когда чокаются. Оба пьём. Ооли вновь округляет свои большие серые глаза:

— Какое вкусное!

Первый испуг, похоже, прошёл, и она смело тянется за сыром, нарезанным тонкими ломтиками и уже пустившим ароматную слезу. Аккуратно съедает ломтик, потом протягивает мне бокал вновь:

— Ещё.

Ещё — так ещё. Мне не жалко. Наполняю сосуды вновь.

— Откуда эти бокалы?

Любуется на игру рисунка по стенам сосуда.

— Сделано в Парда. В моём графстве. Научил аборигенов.

Она дразняще улыбается.

— Прогрессор-педагог?

Мотаю в знак отрицания подбородком:

— Потерпевший кораблекрушение. Это мой транспорт упал рядом с твоим Листом.

— Я здесь не причём! Нас вместе затянуло в гравитационную яму!

Пожимаю плечами:

— Знаю. Я умер задолго до вас.

— Умер?!

Девчонка испугана не на шутку. Киваю в ответ.

— Умер. Моё сознание переписано в тело вот этого аборигена.

— Значит ты — не имперец?!

— Телом, может, и нет. Но душой — да. Майор Максим Кузнецов. Русский. Неотделимый и единый.

— А как же твоя местная мама? Она знает, кто ты на самом деле?

— Знает. И я её люблю, потому что другой у меня нет. Вы убили её! И моего отца.

Залпом допиваю остатки вина, снова наливаю, дополняю до уровня и ей. Саури словно очнулась от какого-то морока — теперь и её глаза сверкают гневом и злобой. Напомнил, получается…

— Ну, что, выпьешь за мою погибель?

Она поднимается со стула, залпом выпивает:

— От такого не отказываются, червь!

— Ах, ты же…

Мой стул падает назад, я так же в один присест выпиваю свою порцию, ставлю бокал на стол.

— Значит, говоришь, я — червь?!

Внутри меня вскипает дикая злоба, и я протягиваю к ней руки. Саури дико визжит, но тщетно…

…Просыпаюсь рано утром. На улице ещё темно, камин погас, но глаза забившейся в угол пленницы, прикрывшей своё обнажённое тело моим плащом, сорванным с вешалки, сверкают ненавистью, сразу давая возможность её найти. Увидев, что я проснулся, она выплёвывает:

— Я убью тебя!

И вновь внутри меня вскипает дикая злость, я слетаю с постели, и всё повторяется вновь…

…Заношу закутанное в покрывало неподвижное тело обратно в камеру и осторожно укладываю саури в её кровать. Она без сознания. С сожалением смотрю на ушастика в последний раз и выхожу прочь, закрыв за собой дверь. Что я наделал? Как только смог?! Скотина! Подонок!.. Возвращаюсь в свои покои, подхожу к разбросанной и смятой постели, тупо смотрю на неё. Потом с размаху бью в стену. Хруст досок, которыми та обита, приводит меня немного в себя. Как я только мог… Как только мог… Одеваюсь, выхожу на улицу. Зарядка. До седьмого пота. Из-за стен доносится гул голосов. Взбегаю на стену — точно. Солдаты уже проснулись и тоже занимаются. Утренняя физкультура — святое в любой армии. Полюбовавшись на слаженные квадраты бойцов, возвращаюсь вниз и иду в баню. Принимаю горячий, потом холодный душ, переодеваюсь, возвращаюсь к себе. В комнате уже убрано, постель перестелена. Слуги голову сломают, размышляя, кого их сюзерен лишил невинности…

— Сьере граф, завтрак накрыт в столовой.