Отдаёт честь, уходит вслед за слугой. Однако, парень умный, хотя и не фиориец. Но и не рёсец. Неизвестное мне племя. Кожа смуглая, нос с горбинкой. Не горец и не тушурец. Откуда из дальних земель, похоже. Из тех военных сирот. Ладно, нечего забивать себе голову. Вижу, как мой десятник пересекает двор, за ним семенят обе сестрёнки-близняшки с тощими пожитками за спиной. Воин усаживает их на свободных лошадей, на удивление, девчонки занимают места в сёдлах довольно ловко. Хотя и по-женски. На одну сторону. Ничего. В лагере их переоденут и быстро вышибут дурь из голов.
— Сьере граф, графиня дель Хаари желает попрощаться с вами.
— Скажите досе, что меня для неё нет. Никогда и нигде.
Делаю нетерпеливый жест, и парень исчезает. Из — за дверного полотна доносятся голоса. Но слов не различить. Больше у меня нет ни капли любви к Лиэй. Ни единой. Только обида и злоба. А так же ещё одно непонятное чувство, то ли отвращение, то ли досада. Дверь открывается, парень вновь докладывает:
— Графиня ушла, сьере граф.
Облегчённо вздыхаю.
— Хвала Высочайшему! Пусть мне подадут натту.
Парнишка мнётся:
— Сьере граф, может, нормально поедите? А то с утра на ногах, а кроме натты ничего во рту не было.
Улыбаюсь:
— Ты, прямо, как моя матушка — сынок, ты покушал? Ты не голодный? Смотри, какой вкусный кусочек!
Слуга краснеет, потом бормочет:
— Сьере граф, я же из уважения. Вы для нас просто легенда.
— У кого, у вас?
Смотрю на его реакцию, и вижу, что парнишка совсем смутился. Тем не менее, тихо отвечает:
— У нас, у простых людей, сьере граф. Не бывало ещё такого, чтобы владетель к своим сервам относился, как к людям.
Моя бровь ползёт вверх — однако… А слугу вдруг словно прорвало:
— Вы людей бережёте, зря не наказываете, даёте им возможность зарабатывать, а главное — что в ваших владениях закон для всех един…
— Dura Lex Sed Lex.
Он, естественно, не может знать латынь. Но чеканные слова, сказанные на неведомой речи, заставляют его застыть на месте:
— Закон суров, но это закон. Он и должен быть един для всех. Что для простого народа, что для аристократа. Тем более, что если ты настоящий лорд, то должен и обязан беречь своё имущество. А что представляет из себя любое владение? Что самое большое богатство любого лорда? Не золото, и не серебро. И не драгоценные камни. Люди. То, как к тебе относятся, как ты к ним… Если лорда любят и уважают, то поддержат и помогут в трудную для него минуту. А если ненавидят и боятся, то предадут, не задумываясь, в надежде, что новый хозяин окажется лучше прежнего. Запомни это, юноша.
Хлопаю его дружески по плечу и выхожу из комнаты. Парнишка прав — неплохо бы действительно перекусить нормально. В желудке урчит.
Следующее утро начинается для меня с того, что в мою комнату с воплями вломилась дочка императора. Её истошные крики предназначались, разумеется, не мне, а тому самому парнишке-слуге, который мне понравился за смекалку. Правда, при виде меня, ещё лежащего в постели, девчонка осёклась и начала краснеть. Что она, мужиков что — ли не видела? Ну, в штанах. Ну, голый торс… Осмотрелся даже от неожиданности — нормально выгляжу. Есть пара шрамиков, да и те старые. Кожа бронзовая, от летнего загара. На зарядку то, и пробежку, с голым торсом положено, вот и загорел.
— Чего надо?
Как говорится: а в ответ — тишина. Хвала Высочайшему, парень, на которого орали, сообразил и быстро брякнул на рёсском мой вопрос. Тут и принцесса очнулась. Отвернулась к двери, быстро протарахтела фразу. На мой вопросительный взгляд слуга перевёл:
— Она видела в расположении вашего отряда двух молодых девушек, сьере граф.
Киваю в знак согласия.
— Есть такое.
Снова тарахтение зубодробительного для фиорийца наречия, и почти синхронный перевод:
— Она возмущена, что вы держите публичных женщин столь открыто. Это оскорбляет её зрение и слух, сьере граф.
…Твою ж Ымпову мать налево и направо! Вот дура! И ведь что удивительно — не блондинка. Волосы у неё, как смола, чёрные…
— Объясни ей, что там не публичные девицы, а добровольно вступившие в мой отряд благородные дамы, которые хотят учиться военному делу и пожелали принести мне клятву верности.
…Глаза парнишки округляются. Он в трансе. Медленно тарахтит в ответ, и узкие глазёнки желтокожей становятся такими же круглыми, как у фиорийцев. Короткая пауза, потом следует запальчивая фраза, и короткий перевод:
— Принцесса Льян тоже желает обучиться военному ремеслу.
От неожиданности я снова плюхаюсь на свою кровать. Потом кручу пальцем у виска:
— Она что, с ума сошла?
И — совершенно неожиданно, девчонка на ломаном фиорийском говорит слуге:
— Выйди. Мне говорить с граф.
Мгновенный взгляд на меня — я прикрываю веки. Слуга кланяется и выходит. Я встаю с кровати, натягиваю на себя рубашку:
— Значит, принцесса Льян знает наш язык? Скрывали, чтобы лучше шпионить?
Она приближается практически вплотную, и я чувствую, как её ладошка касается моей спины, потому что я стою лицом к стене напротив входа.
— Ты — воин. А не палач. Значит, заслуживаешь доверия.