Чейз была как раз из таких. В хороший день она была совершенством, в плохой – ходячей катастрофой. Она попала к нам в возрасте восьми недель. Несмотря на то что она была чертовски смышленой, быстро запоминала команды и все самые сложные модели поведения (много ли вы знаете собак, которые на вопрос «А кто себя хорошо вел?» – садятся на попу, поднимают лапу и по команде складывают все игрушки одну за другой в корзину?), мы никак не могли научить ее сдерживать свою агрессивную реакцию, граничащую с психотическим синдромом, при виде незнакомых собак, на которых она бросалась со скорострельной скоростью, скаля зубы. Я уверен, что в ее голове срабатывал сигнал: защитить нас от грозящего нападения. Любая собака – от бостон-терьера до немецкого дога, которая бы подошла к нам слишком близко, нарвалась бы на подобную встречу. Однако, несмотря на задиристый нрав, Чейз, как правило, отступала, если объекты ее атаки давали отпор, что ничуть не останавливало ее при следующей встрече. Конечно, когда она подросла, нам удалось где-то на три четверти отучить ее от подобного поведения. Но в тех обстоятельствах держать нашего хулиганистого и бестолкового подростка на привязи было необходимой мерой: ни одного уважающего себя волка не отпугнет ее вздорная выходка.
Итак, мы стояли там, спустя несколько минут после того, как волк поймал теннисный мяч. Шерри все еще смотрела в глазок видеокамеры, я кидал мячи нашим лабрадорам, а волк рысцой бегал взад-вперед, наблюдая за нами и скуля. В какой-то момент мне понадобилось задействовать обе руки, и я плотно прижал ботинком конец поводка Чейз – как мне казалось. Резкий неожиданный рывок – и она сорвалась: рычащее расплывчатое пятно, летящее прямо на волка, как какая-то пятнадцатикилограммовая собака Баскервилей, игнорируя тот факт, что она в четыре раза меньше и раз в двадцать слабее своего противника. Волк принял вызов и прыжками понесся ей навстречу, чтобы встретить противника во всеоружии. Я рванул в их сторону в ожидании скорого столкновения, хотя и знал, что не успею вовремя. Шерри увидела в глазок видоискателя убежавшую собаку и приближающегося к ней волка, опустила видеокамеру и истошно закричала, зовя Чейз. С тем же успехом она могла просить метеор уйти от столкновения.
В тот безумный миг Чейз полностью исчезла под волком. Он опустил морду к земле. Ну, вот и все, это конец. Наша собака мертва. Я облажался, я никогда не смогу простить себя.
Но вдруг из снега выстрелила серо-голубая фигура и с той же скоростью помчалась обратно, визжа всю дорогу. Губы растянуты в оскале, знакомом любому владельцу собак. Волк прыжками преследовал ее по пятам на расстоянии буквально в пару метров, но, когда Чейз поравнялась с нами, повернул обратно, припорошенный снегом. Несмотря на то что ее била дрожь и шерсть смерзлась от слюны, тщательно осмотрев каждый сантиметр ее тела, мы не нашли ни одного повреждения или кровоподтека. Волк мог легко сломать ей шею одним укусом и забрать с собой, чтобы закусить позднее. Или надрать ей задницу, что она вполне заслужила, в результате чего собаку пришлось бы поместить в реанимацию в ветлечебнице. Вместо этого черный волк – весь такой мягкий и пушистый – отреагировал на агрессию так снисходительно, как поступил бы дядя волк по отношению к волчатам из его собственной стаи. Даже Чейз, похоже, поняла, какой ей преподали урок. Не то чтобы она его вполне усвоила, но с тех пор с волком больше не связывалась, хоть и продолжала выражать недовольство на безопасном расстоянии.
Помимо того, что нас мучила совесть, в те первые встречи с волком мы пребывали в полнейшем неведении относительно дальнейшего развития событий. И хоть каждая сторона сделала шаг навстречу, странное, почти зловещее затишье возникло в наших отношениях. И пусть некоторые пустозвоны утверждают обратное, я уверен, что волк был единственным, кто рисковал своей жизнью. Если бы только он мог увидеть или учуять те черепа и шкуры его соплеменников, что висели внутри десятков домов, раскинувшихся перед ним, включая мой собственный, из той, прошлой жизни, он бы бежал за горизонт, задрав хвост. А он был здесь, общаясь с нашими собаками с помощью своих меток и при этом излучая невероятную беззаботность и ведя себя совершенно предсказуемо по отношению к нам, посредникам дружеского общения. Мне пришло на ум слово «учтивый», словно он был иностранцем, пытавшимся понять наши правила общения и не допустить ни малейшей оплошности, дабы не показаться бестактным.