Волк. Рождение

Женщина смущённо прячет испачканные в муке руки под свой простонародный фартук, её лицо заливается краской, на миг возвращая себе утерянные краски, а я вместе со всеми сервами так же становлюсь на одно колено, отдавая дань её материнскому подвигу… Потом начинаются хлопоты, однако, приятные. Разгружаем телеги, складывая привезённые продукты в подвал и ледник, ткани уносят наверх, в комнату, которую выделят для швей. Я оделяю всех слуг новой одеждой, в том числе и Ираю, которая, откровенно говоря, ничего подобного не ожидала, понимая, что из фавора нового Атти она вышла окончательно и бесповоротно. Вижу, как Дож тихонько отводит её в сторону и, краснея, что для меня полная неожиданность, вручает свой подарок. Ну, может, хоть теперь дурная девчонка успокоится… А мама стоит неподвижно, не понимая, откуда всё это и на что куплено. Да ещё и новые сервы. Тихонько шепчу, чтобы никто не слышал, что сьере Ушур желает покупать наше сгущённое вино. И то, что мы ему привезли, он забрал сразу, и дал за него отличную цену. Матушка немного успокаивается, и я понимаю, что она до последнего момента не верила, и занималась перегонкой лишь для того, чтобы успокоить своего великовозрастного оболтуса. То есть, меня. Ничего! Скоро она окончательно поверит во все мои начинания… Наконец всё, кроме матушкиных подарков, распределено и уложено, то, что причитается ей, у меня в руках. Надо бы отдать, но я хочу сделать это, когда мы будем одни. А ещё остались люди, и с ними надо разобраться побыстрее, нарядить на ночную смену сервов, раздать обещанное вознаграждение… Требую стул для мамы. Сервы быстро притаскивают веленое, и я усаживаю досу на него, сам становлюсь рядом. Испросив разрешения, начинаю раздачу слонов. То есть медных диби. Выкликаю по одному, не уменьшаю долю женщин, как тут принято. Правило одно – сколько заработал, столько получил. Я обещал уравниловку, всем одинаково, по десять медяшек. Вот теперь и раздаю монетки в эти трясущиеся руки, совершая неслыханное доселе действие в Парда. Затем во всеуслышание объявляю, что нам предстоит изготовить за три недели и четыре дня большую бочку продукта. Мои сервы, воодушевлённые получкой, радостно вопят, заверяя меня и досу Аруанн, что всё будет готово в срок, и мы можем не волноваться. Энтузиазм неподделен, поэтому я добавляю ещё немножко, объявляя, что если у покупателя претензий не будет, то работающие на изготовлении продукта опять получат премию, но в этот раз больше. Сколько не говорю, поскольку считаю, что надо вводить стимул: как поработал, так и получил. Опять радостные вопли. Новички смотрят на старых сервов с удивлением. Ну, и до вас черёд дойдёт…

– Вольха!

Парень вскакивает с колен, подбегает к нам, кланяется. Я говорю матушке:

– Этот парень – гончар. И я с завтрашнего дня его забираю под свою руку. Нам нужны печи… Эй, стань там.

Это уже обращаюсь к нему. Парень послушно застывает сзади меня. Маню следующего мужика, конопатого молодого парня.

– Ты…

– Грам, сьере. Я пахарь.

– Налево. Следующий!

– …Тола, сьере. За скотиной смотрела…

– Пойдёшь к Керу в подручные. На тебе птица…

– Юм, сьере. Плотничал я…

– Становись сюда…

В общем, у меня есть плотник и гончар. Уже легче. Завтра проверим их мастерство, а пока пусть они отдохнут с дороги. Ставить их на перегонку нельзя. Да и, пожалуй… Ладно. В честь моего возвращения с победой, как говорится… Быстро распределяю людей на работу, но – завтра. Пусть до обеда работают, готовя ночной труд – носят вино из подвала, рубят дрова, заготавливают лес, его нам понадобится много, одних дыр в крыше видимо-невидимо. Да и вообще… Вот же… Забыл красавицу. Та уже с недоумением смотрит на меня – как же так? Или я солгал насчёт того, что претензий на неё не имею? Маню девчонку к нам, она подходит, приседает в полупоклоне…

– Мама, возьми её своей личной служанкой. Думаю, ты будешь ей довольна.

Аруанн смотрит на меня с удивлением, я взмахом руки отправляю девчонку в сторону и шепчу маме на ухо:

– Уж больно все над ней трясутся. Думаю, что бедняжка беременна. Сама понимаешь – все они бывшие пленные…