Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка

– Вам стоит поблагодарить за это адвокатов, – саркастически заметил Алонсо. – Они так насели на меня в последние дни, особенно вы, Ник, что я уже не мог больше слышать их голоса.

– Это моя работа, – скромно ответил мистер Йель.

Я улыбнулся Магнуму и Йелю и обратился к Алонсо:

– Я им очень благодарен, но, помимо всего прочего, я уверен, что им в свое время будут благодарны и мои дети.

Алонсо понимающе кивнул.

– Ну что ж, пойдемте уже внутрь и закончим с этим.

Он шагнул было к дверям, но вдруг остановился как вкопанный. Повернулся к нам и сказал:

– Искренно надеюсь, что Глисон не будет сегодня задавать слишком много вопросов, потому что, ей-богу, я очень слабо понимаю, что вообще тут на самом деле творится. Все это свалилось на меня в последнюю секунду, а я терпеть не могу приходить в суд, не зная всех деталей. Я имею в виду, какого хрена вы вообще потащились в Атлантик-Сити? Вы же, блин, были под домашним арестом!

Я затравленно кивнул.

– Ну… я думал, я всего лишь…

Алонсо оборвал меня жестом руки.

– Нет, слышать не хочу. Лучше мне не знать. Толку в этом все равно никакого. – Он покачал головой. – В любом случае от такого умного парня как-то не ожидаешь таких глупостей, понимаете?

Я согласно кивнул.

– Да, мне это уже говорили.

– Не удивлен. Ладно, пошли.

– Внимание! Внимание! – очень громко сказала миловидная женщина средних лет в неописуемом темно-бордовом брючном костюме. – Начинается заседание Федерального суда Восточного округа Нью-Йорка. – И продолжила неожиданно звучным грудным голосом: – Прошу всех встать перед председательствующим судьей, достопочтенным Джоном Глисоном.

Глисон, как волшебник в черной мантии, вдруг выплыл из-за обитой деревом двери, которая вела в его кабинет. Не сказав ни слова, он спокойно поднялся по короткой лестнице и уселся за необъятным деревянным столом, стоявшим на деревянной сцене, которой позавидовал бы сам Призрак Оперы.

Слева от судьи заняла свое место судебный секретарь, готовясь увековечить все, что сегодня произойдет. За ней стоял коренастый человек в широкой голубой спортивной куртке с сильно оттопыренной левой подмышкой. Он просто стоял, скрестив руки на могучей груди, в ожидании того, что кто-нибудь что-нибудь скажет судье поперек. И вот тогда он взовьется, как кобра…

Остальная наша команда – включая инспектора по досудебной подготовке Патрика Манчини, который, при своих шести футах трех дюймах роста и двухсот тридцати фунтах веса, запросто мог бы сыграть третьим крайним нападающим за сент-луисских «Баранов», – уже была здесь, за столом защиты. «Это хороший знак, – решил я, – что за столом обвинения никого нет – здесь все на моей стороне!» Даже единственный зритель на процессе, черная женщина слегка за двадцать, которую я для себя определил как молодого перспективного адвоката или судебного репортера, тоже, казалось, была на моей стороне. Она сидела на местах для зрителей, держа в руках блокнот и ручку.

Магнум положил мне руку на плечо и мягко усадил меня в кресло. Теперь милая женщина, объявившая ранее о приходе судьи, что-то объясняла секретарю суда, что-то типа того, что Соединенные Штаты Америки в полном составе выступают сейчас против меня, Джордана Белфорта. На самом деле я никогда не видел такого раньше, даже когда мне выносили приговор, так как это было сделано втайне, в кабинете судьи Глисона.

Судья Глисон выглядел довольно благожелательным, как ни странно. Даже глядя на него в этой необъятной черной мантии, я мог бы сказать, что у него доброе сердце. Он напоминал мне человека, который готовится в День благодарения разделывать индейку для своей семьи. Он был очень молод для федерального судьи, не старше сорока пяти, и был уже известен своими выдающимися способностями. К счастью, он был в хорошем настроении.

Внезапно Магнум показал мне жестом, чтобы я встал, что я и сделал.

– Окей, – мягко сказал судья Глисон. – Итак, что здесь происходит?

– Если суд разрешит, ваша честь, – вступил Алонсо, – я бы хотел изложить обстоятельства.

Судья Глисон кивнул.

– Благодарю вас, – сказал Алонсо. – Итак, ваша честь, мы пришли к соглашению с советом адвокатов по этому поводу, равно как и с господином Манчини. Соглашение состоит в том, что ограничения, накладываемые на обвиняемого домашним арестом, ужесточаются до весьма жестких рамок. Обвиняемый сможет ездить только на работу и обратно и должен будет находиться дома позже шести вечера, без каких-либо послаблений. На выходных он будет оставаться дома двадцать четыре часа.

На этих словах Алонсо кивнул, демонстрируя удовлетворенность моим новым положением.

– Ах вот как? – язвительно уронил судья Глисон. – Ну что ж, у меня есть кое-какие вопросы.

Это был конец. Что это конец, стало ясно еще до того, как он начал.

У Глисона были вопросы, а у Алонсо не было ответов, потому что он только что взялся за это дело. Да даже если бы у него и были ответы, это ничего не значило бы, потому что, как сказал Магнум, это только вызвало бы у Глисона ярость – сама наглость таких ответов.