Волк Среди Овец

Ей следовало сказать "да". Отрицательный ответ пошатнул бы ее авторитет. Но ожидаемое "да" косвенно подтвердило бы, что и Томми мог солгать.

– Да, – ответила доктор Маклэрен.

Элиот не сразу отступился. Он несколько минут сидел молча, давая волю нашей фантазии обратиться мысленно к маленьким врунишкам и тому вреду, который они приносят. Когда очередь дошла до меня, я выпалил:

– Но ведь вы не думаете, что Томми лжет, доктор Маклэрен?

– Нет.

– Отсутствие физических повреждений, – спросил я озабоченно, – редкое явление?

– Напротив. Это нормально. – Дженет села на своего конька, утверждая, что признаки насилия на теле жертвы не обязательны.

Я позволил ей углубиться в историю вопроса, пока тема не была исчерпана. Думаю, мой следующий вопрос несколько удивил ее.

– Можно ли сказать, что дети часто с недоверием воспринимают взрослых, доктор?

– Я такого не наблюдала, – сказала она.

Меня не удовлетворила расплывчатость ответа.

Дженет отмела сомнения и продолжила более уверенно:

– Дети обычно приравнивают всех взрослых к родителям. Они хотят быть на них похожими в буквальном и переносном смысле. Когда малыш напуган или обижен, он инстинктивно кидается за защитой к взрослому. Так он поступает всегда, пока кто-то не злоупотребит его доверием.

– Что сбивает ребенка с толку?

– Рушится незыблемость его внутреннего мира, – подытожила Дженет.

– Обжегшись однажды, ребенок уже не знает, кому можно доверять?

– Да, точно. Ему не к кому обратиться.

Я покончил с вопросами. Элиот не возражал тоже. Было около шести, присяжные устали. Я удивился, когда Дженет отпустили и судья Хернандес вопросительно уставился на меня. Я наклонился к Бекки.

– Я что-то не так сделал?

Она показала мне свою копию обвинения, где подчеркнула все детали преступления, которые мы осветили в ходе свидетельских показаний. Оставалось надеяться, что мы сумели убедить присяжных.

Меня угнетала неизвестность и не позволяла сказать то, что я собирался.

– Обвинение закончено, ваша честь.

Судья коротко кивнул, повернувшись к Элиоту.

– Вы будете готовы начать утром, мистер Куинн? У вас есть свидетели?

– Есть, ваша честь. Мы будет готовы.

– Теперь я могу всех отпустить… – Судья Хернандес проинструктировал присяжных, прежде чем дать им уйти.

– Вот черт, – сказал я.

Бекки показала глазами на Элиота.

– Мне надо извиниться перед доктором, – добавил я.

Дженет не успела покинуть зал. Я подбодрил ее парой фраз и похлопал по руке. Репортеры, ожидавшие сенсаций, быстро ретировались, услышав мои нарочито громкие разглагольствования: "Этот парень еще пожалеет, что взбудоражил наш округ, клянусь!" И мы двинулись к выходу. Бекки, доктор и я.

– Прости, – сказал я Дженет на лестнице. – Я был обязан первым спросить тебя насчет медицинского заключения. Мне следовало получше тебя подготовить к его нападкам.

– Эй, – просто ответила она. – Я же говорила тебе, что это для меня не в новинку. Я и не ждала, что легко отделаюсь.

– Ну и хорошо. Легко сейчас говорить о перекрестном допросе, но я видел, как ее бросало в пот во время суда. Я обнял ее, и она дотронулась до моей руки. Мимолетно. Поднимаясь по лестнице, мы были игроками одной команды.

Войдя в кабинет, я обратился к Бекки.

– Он что-то пронюхал. – Я говорил об Элиоте. Бекки не надо было отвечать. – Но что? – добавил я.

– Что он может вызнать? – переспросила Бекки.

– О чем вы? – не поняла Дженет.

– Томми однажды отступился от своего рассказа в моем присутствии, сказал я, – кому еще он мог открыться?

Бекки пожала плечами.

– Может, родителям? Учителю или кому-то в интернате?

Я обратился к Дженет:

– Томми никогда не говорил тебе, что его обидчик кто-то другой, не Остин?

Дженет покачала головой.

– Клянусь, – улыбнулась она довольно иронично.

– Он блефует, – предположила Бекки. – Он стремится зародить у присяжных подозрения.

– Возможно, – сказал я. – Но это слабое утешение.

Элиот мастерски владел этой тактикой, в наших кругах подобное приветствовалось: посеять сомнение в показаниях свидетеля, но я бы очень удивился, если бы Элиот не имел на руках хотя бы каких-то доказательств. Он ведь об этом намекнул, когда убеждал меня, что Остин не виновен. Он был не промах.

– Нам ничего не остается, как только ждать, – покорно вздохнула Бекки, но ее хитрющая физиономия выражала совсем иное.

Она явно сейчас ринется за доказательствами. Я думаю, Бекки, будучи прекрасным юристом, блестящим прокурором, сожалела о своей неприметной роли на этом процессе. Но я не мог выпустить нити обвинения из своих рук. От этого дела зависела моя судьба.

– Как держался Томми? – спросила Дженет, она появилась в зале только в момент дачи показаний.

– Сносно. – Я не стал распространяться.

Бекки возразила мне.

– Чего уж там! Он так нерешительно прошел к месту свидетеля, что я решила: толку не будет.

– Ты тоже так подумала? – с облегчением сказал я, а Дженет спросила:

– В каком смысле?