Волк среди теней

– Прекрасный выстрел, – сказал он. – Но будь он на полпальца правее, убит был бы я, а не лев.

Шэнноу ничего не ответил, и Села увидел, что он все еще держит в руке пистолет, целясь в раненого. И тут юноша понял почему. Справа от мужчины на траве лежал его шлем, увенчанный козлиными рогами исчадий Ада.

Внезапно раненый зашатался и упал. Села спрыгнул с лошади и подбежал к нему. Из его бедра кровь теперь хлестала. Выхватив нож, Села срезал штанину, и открылась рваная рана длиной почти в локоть.

– Надо остановить кровь! – крикнул он Шэнноу, но Иерусалимец не спешился. – Дай мне иголку и нитки! – потребовал Села.

Шэнноу заморгал, потом сунул руку в седельную сумку и протянул ему кожаный мешочек.

Почти час Села провозился с ранами и в заключение сшил и пришил на место лохмотья щеки. Тем временем Шэнноу спешился и расседлал лошадей. Он продолжал молчать, сложил очаг из камней, выдрал траву вокруг и разжег костер. Села пощупал пульс раненого. Он был слабым, но ровным.

Закутав раненого в одеяла, он сел рядом с Шэнноу у огня.

– Почему? – спросил Шэнноу.

– Что – почему?

– Почему ты его спас?

– Не понимаю, – сказал Села. – Его спас ты, убив льва.

– В ту минуту я не знал, кто он был… кто он такой.

– Он человек, – заявил Села.

– Он твой враг, малый. Может, даже это он убил Куропет или пригвоздил Каритаса к дереву.

– Когда он очнется, я его спрошу.

– И как поступишь?

– Если он правда был среди тех, кто напал на наш поселок, я выхожу его, а когда он окрепнет, мы вступим в бой.

– Ты городишь вздор, малый.

– Может быть, но Каритас всегда учил нас слушаться своих чувств, особенно сострадания. Я хочу убивать исчадий, я же сказал так в тот день, когда мы нашли моих убитыми. Но ведь это совсем другое: это храбрец, который дрался со львом, не имея ничего, кроме ножа. Кто знает, он мог бы взять верх сам, не вмешайся ты.

– Не понимаю, – Шэнноу покачал головой. – Ты же в поселке убивал исчадий, хотя они спали. В чем разница?

– Я поступил так, чтобы спасти моих. И потерпел неудачу. Я не жалею, что убил тех, но этого я убить не могу – пока.

– Так отойди, и я выстрелю ему в ухо.

– Нет! – решительно сказал мальчик. – Его жизнь теперь принадлежит мне, как моя – тебе.

– Хорошо, – ответил Шэнноу. – Не стану больше спорить. Возможно, ночью он умрет. Ты хотя бы забрал его пистолет?

– Нет, не забрал, – раздался незнакомый голос, и Села, обернувшись, увидел, что раненый приподнялся на локте и навел пистолет на Шэнноу. Иерусалимец поднял голову, его глаза блеснули в свете костра, и Села понял, что он готов выхватить свое оружие.

– Нет! – закричал он и встал между ними. – Положи пистолет, – сказал он исчадию.

Их взгляды встретились, и раненый сумел искривить губы в улыбке.

– Он прав, малый. Ты дурак, – произнес он медленно, спустил затвор с боевого взвода и снова лег.

Села рывком обернулся к Шэнноу, но Иерусалимец уже отошел от костра и опустился на камень с Библией в руках. Села, который обычно не тревожил его в такие минуты, все-таки осторожно подошел к нему. Шэнноу поднял голову, мягко улыбнулся и начал читать в серебристом свете луны. Сначала Села плохо его понимал, потому что многие слова были ему незнакомы, но потом разобрался, о чем речь. Выходило, что какого-то человека ограбили и бросили замертво, а мимо проходили люди, но не предлагали ему помощи. Наконец один человек подошел к нему и отнес в безопасное место. Этот последний человек, объяснил Шэнноу, был из племени, которое все ненавидели и боялись.

– Так о чем же все это? – спросил Села.

– По-моему, о том, что во всех людях есть что-то хорошее. Хотя ты придал притче новый поворот, так как спас ты самаритянина. Надеюсь, тебе не придется пожалеть об этом.

– А что это за книга?

– Это история народа, давно исчезнувшего, и Она – Слово Божие на все века.

– И она дарит тебе мир, Шэнноу?

– Нет, Она меня терзает.

– Она дает тебе силы?

– Нет, Она делает меня слабее.

– Так для чего ты ее читаешь?

– Потому что без Нее остается только бессмысленное существование в страданиях и скорби, завершающееся смертью. К чему бы мы стремились?

– К тому, чтобы быть счастливыми, Шэнноу. Растить детей, знать радость.

– В моей жизни было мало радости, Села. Но скоро настанет день, когда я снова ее вкушу.

– Благодаря твоему Богу?

– Нет… благодаря моей женщине.

Бетик лежал, ощущая натяжение швов и слабость – от потери крови, подумал он. Ему было непонятно, почему мальчик хотел его спасти и почему мужчина согласился. Но, как бы то ни было, он остался жив, и пока надо довольствоваться этим. От львиного рева его конь шарахнулся, и он успел сделать только один выстрел, когда зверь был уже в прыжке. Пуля только оцарапала льву бок, и тут же он вылетел из седла. Он не помнил, как вытащил нож, однако с кристальной ясностью помнил, как вдруг на серо-стальном мерине появился мужчина с безжалостными глазами. Он даже четко заметил, что наведенный на льва пистолет был адским.