– Падение мира, Шэнноу. Что, если он падал дважды?
– Этого не может быть!
– Ты мне сам рассказывал, что Каритас говорил про Ноев Ковчег; а ты рассказывал мне про потоп, поглотивший всю сушу. И он был до Армагеддона.
Шэнноу отвернулся.
– «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
– Что это?
– Слова Соломона. А чуть дальше он пишет: «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после».
Бетик усмехнулся, а потом и расхохотался. Мертвый дворец ответил ему эхом.
– Что тебя рассмешило?
– Если я прав, Шэнноу, значит, сейчас мы сидим там, где прежде было дно океана.
– Я все равно не понимаю, что тут смешного.
– Да ты сам! Если море стало сушей, значит, где была суша, теперь море. А потому, Шэнноу, чтобы отыскать Иерусалим, тебе понадобятся жабры.
– Только если ты прав, Бетик.
– Верно. Хотел бы я знать, что это был за город! То есть взгляни на статуи. Наверное, они изображают великих людей. А теперь никто понятия не имеет об их величии.
Шэнноу посмотрел на облитую лунным светом статую, ближайшую к нему. Старик с курчавой белой бородой и высоким выпуклым лбом. Правая рука со свитком прижата к груди. В левой он держит что-то вроде мраморной скрижали.
– По-моему, – сказал наконец Шэнноу, – забвение не так уж бы его огорчило. Он весь дышит покоем, мудростью.
– Интересно, кем он был?
– Законодателем. Пророком. Царем. – Шэнноу пожал плечами. – Но в любом случае он был великим человеком: его статуя поставлена выше остальных.
– Его звали Пасиадом, – произнес чей-то голос.
Шэнноу винтом повернулся вправо, целясь в высокую фигуру, появившуюся в дверном проеме слева. Незнакомец вошел внутрь, держа руки перед собой ладонями вперед. Шесть футов ростом, и кожа черная, как смола.
– Простите, что потревожил вас, – сказал он. – Я увидел ваших лошадей.
– Кто ты, во имя всего святого? – Шэнноу вскочил, продолжая держать незнакомца под прицелом.
– Я человек.
– Но ты черный. Ты приспешник Дьявола?
– Странно, – сказал незнакомец без малейшей обиды в голосе, – как одни и те же предрассудки владеют людскими умами в самых разных обстоятельствах. Нет, мистер Шэнноу, я не приспешник Дьявола.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Руфь связалась со мной и попросила найти вас.
– Вы вооружены?
– Нет. То есть в вашем смысле слова.
– Если вы пришли с миром, прошу у вас прощения, – сказал Шэнноу. – Но на нас охотятся, и я не могу рисковать. Бетик, обыщи его.
Исчадие, опасливо подойдя к незнакомцу, провел ладонями по серой тунике и черным гетрам.
– Оружия на нем нет, – сообщил он, и Шэнноу убрал пистолет в кобуру.
– Я проверю, что там снаружи, – сказал Бетик.
– Если все тихо, собери хвороста для костра, – попросил Шэнноу, жестом приглашая незнакомца сесть.
Чернокожий потянулся и сказал с улыбкой:
– Вы осторожны, мистер Шэнноу. Мне это нравится, так как свидетельствует об уме, а он как будто порядочная редкость в этом нашем новом мире.
– Почему Руфь связалась с вами? – спросил Шэнноу, пропуская его слова мимо ушей.
– Мы знакомы немало лет. У нас есть расхождения в теологических вопросах, но в основном мы преследуем одни цели.
– А именно?
– Восстановление справедливого общества, цивилизации, мистер Шэнноу, чтобы все люди могли жить в гармонии и любви, не опасаясь разбойников или исчадий Ада.
– А это возможно?
– Разумеется, нет, но мы должны стремиться к этому.
– Как вас зовут?
– Сэмюель Арчер.
Вернулся Бетик с охапкой хвороста, ворча, что ему пришлось уехать из города, чтобы набрать его. Когда огонь затрещал, разгораясь, Шэнноу спросил чернокожего про статую.
– Я изучаю этот город лет восемнадцать, – сказал Арчер. – Сохранилось немало замечательных записей на золотой фольге. Перевод занял четыре года. Насколько можно понять, старец этот, Пасиад, был дядей царя и астрономом, то есть изучал звезды, и благодаря его трудам люди знали точно, когда надо начинать сеять, чтобы получить наилучший урожай. Кроме того, он открыл неустойчивость Земли, хотя и не понял страшного значения, которое это имело для его мира.
– Он дожил до его конца?
– Понятия не имею. В прочитанном мной его смерть не упоминается.
– А когда погиб город? – спросил Бетик.
– Около восьми тысяч лет назад.
– Так, значит, примерно семь с половиной тысяч лет здесь и правда был океан?
– Да, Бетик. Мир значительно изменился.
– А что это был за город?
– Насколько мне удалось установить, он назывался Балакрис. Один из, предположительно, тридцати больших городов страны, носившей название Атлантида.
Бетик заснул задолго до полуночи, а Шэнноу с Арчером прогуливались по окаймленным статуями улицам Балакриса.
– Я часто бываю здесь, – сказал Арчер. – В мертвых городах царит такой неизмеримый покой! И часто в моих прогулках ко мне присоединяются призраки былых времен. – Он взглянул на Шэнноу и весело усмехнулся. – Я кажусь вам сумасшедшим?
Шэнноу пожал плечами.
– Я ни разу не видел ни единого призрака, мистер Арчер, но у меня нет оснований сомневаться в том, что они существуют. Вы с ними разговаривали?